– Она стала продавщицей?
– Она вроде как туалеты там убирает. – Учитель поморщился. – А что вы хотите? Кто в Рождественске ее на работу возьмет после того, что было? Убийства детей люди не прощают, даже если полиция ваша сплоховала и не сумела посадить, как следует. Грачковская в городе – изгой, пария. И не только в педагогической среде…
– А вам не жаль ее? – спросила Катя неожиданно для самой себя.
– Если это она убила Аглаю, то – нет, абсолютно не жаль. Я думаю, что дыма без огня не бывает. А можно вопрос с моей стороны?
– Конечно, – разрешил Гущин.
– А какие новые обстоятельства вдруг возникли?
– Ужасные. – Гущин смотрел на учителя. – Что вы можете сказать о характере Грачковской?
– У нее сильная воля… была. И она действительно порой подвержена приступам гнева.
– Она ведь из-за обвинения в убийстве все потеряла. Общественный статус, любимую профессию, должность и… вас, Евгений Маркович.
Лицо очкарика стало непроницаемым. Весь его вид говорил – я умываю руки. Это теперь – ваши проблемы, полиции.
Глава 21
Кофе с собой
– Работает уборщицей в туалете, молодого любовника навеки утратила, у него вызывает лишь отвращение и неприязнь, в родном городе – изгой и пария, но продолжает жить здесь, потому что деваться некуда. И недавно схоронила мать-инвалида, освободилась.
Полковник Гущин перечислял все это, пока они шли через школьный двор к машине. Начался новый урок, и двор вновь погрузился в тишину. Слепые окна, пустое футбольное мини-поле. Где-то там калитка, ведущая в парк, расположенная всего в нескольких метрах от трансформаторной будки – самый короткий и удобный путь – туда. Сейчас калитку закрыли навеки. Но тогда, пять лет назад, возможно, Аглая Чистякова воспользовалась именно ею. И если предположить, что завуч Наталья Грачковская вновь засекла ее, как и раньше на перемене, и пошла следом, чтобы предотвратить побег с уроков, то…
– Развязала себе руки, для всего, в том числе, вероятно, и для мести, – уточнил Гущин. – А до этого все эти годы вынуждена была ждать, потому что мать не на кого оставить в случае…
– Возможно, Аглая снова пыталась покинуть школу, сбежать с уроков, Грачковская и так была на нее рассержена и…
– Нет такого в деле, Аглая все уроки в ту пятницу отсидела в классе, как положено.
– Но учитель же сказал, что утром в одиннадцать Грачковская поймала ее в куртке одетой и с сумкой.
– Но потом Аглая честно отсидела все уроки. Она покинула школу только в начале третьего.
Гущин кивнул – садись в машину. Тут в школе нечего больше ловить. И мы едем…
– Куда теперь, Федор Матвеевич? – спросил шофер Гущина.
Тот глянул на часы.
– Ага, время пришло. Они там меняются посменно. Она работает сегодня после двенадцати.
– Кто? – спросила Катя.
– Виктория Одинцова.
Стоп. Эта фамилия была Кате знакома. Это уже дело об изнасиловании в отеле «Сказка интернешнл». Совсем другая история. Она, Катя, только вчера читала подробные показания этой Виктории Одинцовой – дежурной по этажу в отеле.
– Федор Матвеевич, а вы не боитесь, что мы так сойдем с ума? – кротко осведомилась Катя, когда они медленно ехали по улицам Рождественска, точнее, кружили по навигатору в поисках нужного адреса, указанного в справке Гущина.
– Я тебя предупреждал.
– Это словно пультом щелкать, каналы переключать. Я только настроилась на Наталью Грачковскую и убитую девочку, а вы уже…
– Мы расследуем убийство жены Вавилова, совершенное из мести, – напомнил Гущин. – Из этих трех старых дел мы должны брать информацию лишь в контексте с нашим убийством. Все остальное – пока вторично. И подождет.
Даже, по сути, нераскрытое убийство школьницы? И то, что убийца на свободе разгуливает, потому что ее вину доказать не сумели?
Катя хотела было спросить – какие важные факты, ну те самые, про которые, как выразился учитель Белкин, в школе ходили самые дикие слухи, открыл для себя Вавилов в ходе расследования. И отчего те факты тогда не помогли, не сработали. Но полковник Гущин в эту самую минуту приказал водителю остановиться возле…
Крохотный павильон, обитый сайдингом, крытый металлочерепицей, прилепившийся к массивному серому зданию – в оные времена служившему фабрике по производству канцелярских принадлежностей, а ныне переделанному под офисный центр. Напротив – автобусная остановка и рядом автостоянка, где совсем мало машин. Дальше по улице одни лишь офисные здания.
Возле пластиковой двери павильона укреплена грифельная доска, где мелом написано что-то неразборчиво и цены. Катя различила лишь «кофе с собой».
– Сама Одинцову допросишь. Я ей вчера звонил. Не очень она рада визиту полиции, – сказал Гущин, пропуская Катю вперед.
Они вошли в тесный зальчик – стойка, стеклянная витрина, сзади стойки деревянные стеллажи с хлебом и выпечкой. На стойке кофемашина, сервировочные блюда под стеклянными крышками, где лежат пирожные «брауни» и «морковный торт». У стены – три маленьких столика и два пластиковых стула – для третьего места нет. Сбоку – дверь в подсобку и рядом у второй стены большие картонные коробки.
– Одну минуту, – раздался звонкий женский голос.
Женщина – светловолосая блондинка со стянутыми резинкой в хвост густыми волосами, в джинсовом комбинезоне и яркой вязаной кофточке, надетой под него, – возилась с коробками.
Она вернулась за стойку – круглое лицо, курносый нос в веснушках, на щеках ямочки. На вид очень приветливая.
– Пожалуйста, кофе, чай, соки, выпечка. У нас вот тут обратите внимание – «живая паста», равиоли свежие, только привезли, с тыквой и рикоттой, могу отварить в пять минут, любой соус, сыр. Могу сделать с собой.
– Мы из полиции области. Я вам вчера звонил, – сказал Гущин.
Ясное, улыбчивое лицо Виктории Одинцовой сразу же омрачилось, словно на солнышко надвинулась туча.
– Ах, это вы.
– Мы по поводу происшествия пятилетней давности в отеле «Сказка», – известила ее Катя. Она вспомнила, как весь вечер читала подробные и обстоятельные показания этой женщины. – Вы теперь тут работаете, не в отеле?
– Отель скоро с молотка продадут, там такой бардак. – Одинцова махнула рукой. – А у нас теперь свое маленькое дело, свое предприятие. Собрались с друзьями и решили открыть булочную-кондитерскую. А что случилось-то? Почему такая срочность возникла через столько лет?
– Нам просто нужно кое-что уточнить, – уклонилась от вопроса Катя.
– Да уж в суде уточняли-уточняли, и адвокат, и прокурор, и судья, приговор вон был, срок ему дали, этому подонку. – Виктория Одинцова сощурила глаза. – Это ж когда было-то. А вы вдруг опять ко мне. Вчера чуть ли не среди ночи позвонили, с постели меня подняли.
