– Аглая надолго оставалась одна? Предоставлена самой себе? – спросила Катя.
– Деля за нее не волновалась. И я тоже… Ах, если бы знать, что случится. Но Аглая была такая умная, такая рассудительная, порой она казалась не только старше своих лет, но и матери своей старше. Деля была идеалисткой, немножко разболтанной. Аглая же сама дисциплина. И еще она была очень прагматичной – она хотела поступить в МГУ. Вы сами понимаете, что это. И она собиралась зарабатывать себе на жизнь и учебу сама. Она деньги сама зарабатывала уже в школе.
– Как это? – удивилась Катя. – Чем?
– Волонтерством. – Марина Белоносова пожала плечами. – Она мне так говорила, потому что я видела у нее деньги. Сейчас много работы для волонтеров.
– Волонтерство – это бесплатная работа, – заметил Артем Ладейников.
– А, бросьте, молодой человек. За так сейчас даже воробьи не чирикают, – Марина отмахнулась, – сейчас все за деньги и ради денег. Но я за Аглаю была спокойна.
– У Аглаи имелись друзья? – спросила Катя. – В школе она, как я поняла, не отличалась особой общительностью, но ведь она школу поменяла.
– В этой двадцатой школе хорошо преподавали математику и физику, Аглае от школы больше ничего и не надо было. А друзья-подружки, конечно, у нее были. Это же девочка, ребенок. С кем же она время проводила, как не с друзьями, на роликах все каталась.
– На роликах?
– Сама себе купила, мне хвасталась – такие крутые, и все прибамбасы для защиты. И компьютер себе купила – такую книжку складную.
– Ноутбук, – подсказал Артем.
– А где ее компьютер? – тут же спросила Катя.
– А его этот ваш коллега Вавилов сразу забрал, они хотели что-то там проверить. Потом уже после похорон Дели… после дней траура… я начала зондировать насчет наследства. Это такая канитель. Мы же сводные сестры, не родные. У меня три года на оформление ушло.
– Так где же компьютер девочки? – настаивала Катя.
– Мне его через несколько месяцев полиция вернула, и я впоследствии от него избавилась.
– Избавились?
– Продала, кое-что еще продала из их вещей. – Марина Белоносова поджала губы. – Из меня нотариус при оформлении наследства все соки выпил, и потом, чтобы сдавать их квартиру, надо было сделать хоть какой-то ремонт. На все деньги нужны, ну я и продала некоторые вещи. Хотя они жили очень скромно, если не сказать бедно. Деля ведь даже алименты на Аглаю не получала. Так что сами понимаете.
– Вы их квартиру сейчас сдаете? – спросил Артем.
– Сдаю, но сейчас жильцы оттуда съезжают, работы в Москве лишились, манатки собирают домой.
– Вы музыке, случайно, Аглаю не учили? – спросила Катя, кивая в сторону соседней комнаты, где Яша-невидимка играл сначала гаммы, а теперь, спотыкаясь на каждом такте, вымучивал упражнение для беглости пальцев.
– Нет, она к музыке не проявляла никакого интереса. Да у нее минуты свободной не было – учеба, подготовка к разным там конкурсам математическим, олимпиадам, потом это ее волонтерство, катание на роликах.
– А ее подружки или, может быть, друзья-мальчики, они к вам вместе с ней не заходили?
– Нет, никогда. Это же подростки. Им взрослые только помеха. Аглая у меня редко бывала – так, забежит по пути из школы, поесть прихватить, что на кухне сготовлено, и уже след простыл. Я не обижалась, я себя в ее возрасте вспоминала. – Марина Белоносова вздохнула. – Если бы только знать… Хотя что я могла сделать?
– У вас есть фотография девочки? – спросил Артем.
Марина поднялась из-за стола и покинула кухню. Звуки нудных упражнений на пианино опять стихли, затем грянули с новой силой. А потом Яша-невидимка заиграл бравурно собачий вальс.
– Вот у меня тут снимки в альбоме. И ее, и Дели.
Катя смотрела на фотографии – мать и дочь, обеих уже нет в живых. А тут они такие счастливые, смеются…
Аглая была разительно похожа на мать. Но только лицом – круглым как полная луна, со светлой кожей и ямочками на щеках. Аделаида Чистякова была высокой, поджарой, спортивной, недаром ее выбирали в натурщицы художники. А вот Аглая была небольшого роста, из тех, кого называют «пышечками», – вся такая кругленькая, пухлая. Светлые волосы она стригла коротко. У нее были курносый нос и задорное выражение глаз.
Эта девочка ничем внешне не напоминала ни школьную классическую «зубрилу», ни математического вундеркинда, которым слыла, ни классного бунтаря, дерзившего преподавателю. Никто бы не назвал ее красавицей, но все вместе в ее облике оставляло впечатление «симпомпончика» – этакого упитанного веселого лукавого колобка.
Катя внезапно ощутила, как к ее горлу подкатил комок – и эту вот девчушку кто-то убил, а потом так надругался… палкой… Инсценируя изнасилование, уродуя, заметая следы.
Если это сделала учительница, которая в классе, полном детей, стояла у доски и учила, сея разумное, доброе, вечное…
– Вы что-то ждали от этой поездки, я чувствовал, – сказал Артем Ладейников, когда они садились в машину, – но это ничего не дало. Мы практически ничего нового не узнали от этой родственницы. У меня такое впечатление, что она уже позабыла про свою племянницу. А мы ей бестактно напомнили, и она нами недовольна.
– Ты ошибаешься, Артем, – хотя Катя точно не знала – может, он и прав.
– Куда? Назад в Главк? – спросил шофер Вавилова.
Катя молчала. Она так рвалась сюда, и что же? Ничего? Снова ничего? Но Рождественск не отпускал ее.
– Я все спросить тебя забываю, – она обратилась к Артему, – как с новым местом работы учительницы Грачковской, проверили?
– Торговый центр тут у МКАД. Она там уборщица.
– Туалетов… это я знаю. Сейчас ведь всего начало седьмого. Поедем, глянем своими глазами, а?
– Она работает посменно, может, у нее сегодня выходной.
– А может, и не выходной. Раз мы все равно здесь, давай проедем, поглядим на Грачковкую, если застанем ее на работе.
– А что это даст? – раздраженно спросил Артем. – Что конкретно это даст нашему расследованию? Мы все время топчемся на месте. Мы не продвигаемся вперед.
Катя положила ему руку на плечо. Она не хотела ему читать лекцию о том, что такое оперативная работа. Собственно, то, что она сейчас предпринимает, нельзя назвать оперативной работой. Но это и не пустое удовлетворение любопытства или внезапной прихоти. Это как некий зов… или призыв… Или фантасмагория, как ворчливо называет это полковник Гущин.
Но порой и это тоже помогает – такой вот разброд и внешний абсурд. Артем Ладейников этого пока не понимает, потому что это его первое расследование. И он вообще не полицейский – он вольнонаемный, он приданные силы.
– Наберись терпения, – посоветовала она кротко, – оно нам в этом деле пригодится.
