Я знаю, Иоанн сказал: Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек
[9]
. Но это совсем другая точка зрения - точка зрения на ВСЕ, что нас заботит в мире, все, что мы несем с собой, будучи людьми во плоти. И я думаю, что Иоанн слишком требователен к людям. Он полагал, что второе пришествие случится при его жизни - в любой день, может, завтра после полудня, но определенно не через столетия. Так думали и первые христиане, и потому они нетерпимо относились ко всему, что мешало сосредоточиться на Небесах. Но Иисус понимал - Бог понимает, - людям приходится проживать целую жизнь, прежде чем они умрут. У них есть друзья, и семьи, и работа, и дети, которых надо зачать и вырастить, и любимые, которых надо лелеять.
Моя дорогая, сексуальная, изумительная жена, я знаю, что душой ты со мной, но меня печалит, что тело твое так далеко. И я надеюсь, что ты прочтешь это после долгого сна, освежающего ночного сна, полного добрых сновидений (и не прерванного Джошуа!). Пройдут часы и дни, а мое желание обнять тебя все еще не исполнится, но я надеюсь быть носителем неких счастливых волн на ином берегу.
Люблю,
Питер.
Грейнджер появилась из машины жмурясь, готовая к встрече. Она не переоделась — тот же полотняный верх и брюки, теперь несколько измятые. Косынка, не совсем элегантно закрывающая шею, была испещрена каплями воды с волос, которые торчали на голове словно мокрая кошачья шерсть. Наверное, подумал он, будильник вырвал ее из глубокого сна и у нее оставалось несколько секунд, чтобы сполоснуть лицо. Возможно, жестоко заставлять ее везти его так скоро. Но когда они расставались, она подчеркнула, что всегда в его распоряжении.
— Извините, что причинил вам неудобства, — сказал Питер.
Он стоял в тени гостиничного крыла СШИК, рядом с ближайшим к его квартире выходом. Рюкзак висел на спине, уже скользкой от пота.
— Никаких неудобств, — ответила она.
Мокрые волосы, открытые заботливому воздуху, начинали излучать слабые, похожие на паутину султанчики пара.
— И простите за то, что брюзжала на обратном пути утром. Религиозное рвение меня бесит.
— Я постараюсь быть не столь ревностным на этот раз.
— Я об инопланетянине, — пояснила она, произнеся это слово без малейшего намека на то, что приняла лекцию Питера близко к сердцу.
— Он наверняка не хотел вас расстроить.
Она пожала плечами:
— У меня от них мурашки по коже. Всегда. Даже когда они совсем молчат и не приближаются.
Питер рискнул выйти из тени, и она отступила, пропуская его к уже открытому багажнику. Мотор нетерпеливо урчал.
— Вы думаете, они желают вам зла? — спросил он.
— Нет, это от их вида, — ответила она, глядя вдаль. — Ты уговариваешь себя взглянуть на их лица и все равно словно видишь кучу кишок.
— А я воображаю эмбрионы.
Она передернула плечами:
— Ффжж-алуйста!
— Да ладно, — сказал он весело и влез в машину, — а то этак мы снова далеко зайдем.
Снимая рюкзак, он уголком глаза заметил, как Грейнджер оценивает его размер. Она пригляделась еще раз, сообразив, что это его единственный багаж.
— Вы с этим рюкзачком будто собрались на пикник.
Он улыбнулся, когда она запихивала рюкзак в багажник.
— Вал-да-ри-и-и! — запел он дурашливым баритоном. — Вал-да-ри-и! Вал-да-ри-и!! Вал-де-ра-ха-ха-ха-ха...
— Ну вот, теперь вы потешаетесь над моим идолом, — сказала она, подбоченясь.
— То есть?
— Бингом Кросби.
Питер посмотрел на нее в изумлении. Солнце еще стояло у горизонта и обрисовывало силуэт Грейнджер, розовые треугольники света сияли на сгибах локтей.
— А... — сказал он, — разве Бинг Кросби тоже пел «Счастливого странника»?
— Я думала, это его песня, — ответила она.
— Это старинная немецкая народная песенка, — заметил он.
— Я не знала, — призналась она, — я думала, это из его репертуара. В прошлом году передавали все станции.
Он почесал затылок, наслаждаясь тем, что все сегодня шиворот-навыворот, бесконечные небеса под огромным солнцем, спортивная площадка под бельведером, его новые прихожане, ждущие вкусить от Евангелия, и этот диспут по поводу авторства «Счастливого странника». Поток воздуха воспользовался его поднятой рукой, чтобы найти еще один вход под одежду. Завитки воздуха лизали его меж потных лопаток, вились вокруг сосков, пересчитывали ребра.
— Я не знал, что Бинг Кросби снова в моде, — сказал он.
— Такие артисты вне моды, — объявила Грейнджер тоном, не допускающим возражений. — Никто больше не хочет бессмысленной танцевальной музыки или дешевого рокерского позерства.
Она спародировала заносчивого рокера, дергающего струны на фаллической гитаре. И хотя жест был оскорбителен, Питеру он понравился, ее тонкая рука, бьющая по невидимым струнам гитары, раскачала ее груди, напомнив ему, какой мягкой и податливой может быть женская грудь.
— Людям все это обрыдло, — сказала она. — Хочется чего-то благородного, проверенного временем.
— Обеими руками за, — ответил он.
Когда они успешно закупорились в машине и направились в пустыню, Питер снова поднял вопрос коммуникации.
— Вы писали моей жене... — начал он.
— Да, послала вежливое письмо, чтобы дать ей знать о вашем благополучном прибытии.
— Спасибо. Я и сам пишу ей при первой возможности.
— Как это мило, — сказала она.
Глаза ее не отрывались от бесформенного коричневого горизонта.
— Вы уверены, что невозможно установить Луч в поселении?
— Я же объяснила, что там нет электричества.
— А Луч может работать на батареях?
— Конечно может. И вы можете писать, где бы вы ни были. Даже целую книгу, если захочется. Но чтобы послать сообщение, необходимо больше, чем устройство, которое загорается при нажатии кнопочки. Необходима связь со всей системой СШИК.
— А там что, нет... Не уверен, как это называется... реле? Сигнальная башня?
Уже произнося эти слова, он понимал, как глупо они звучат. Территория, расстилающаяся перед ними, на расстоянии выглядела окоченевшей и пустой.
— Нет же, — ответила она. — Нам ничего такого не нужно было. Вы же должны помнить, что вначале поселение находилось рядом с базой.
