Льюис Джероми Гриффин, ты чмо».
– О чём это он? – послышался голос Хеллера, пыхтящего и отдувающегося в процессе перетаскивания тела Гриффина прочь от ночного бара.
– Да хер его знает, – отмахнулся Бо. – Допился до чертей, видимо.
Гриффин мерно покачивался в руках мужчин, стараясь не расплескать содержимое желудка им на ботинки при каждом толчке. Он думал о том, кто он есть и кем был. Со вторым были проблемы, так как Гриффин имел серьёзные основания вообще не считать себя доктором, а ничего другого он не помнил. Но он же, как ни странно, отлично понимал, что память – это и есть душа, о наличие которой всегда существовало так много мнений. Сотри память, и вот ты уже бездушная кукла, белковый мешок с дерьмом, способный размножаться и потреблять, чтобы после испражняться употреблённым.
Ты никто. Ноль, оболочка, свободное тело, куда можно поместить хоть курьера, хоть иную сущность, хоть какую угодно память, подходящую под основные черты внешности или характера. Хотя, последнее сильно корректировалось наличием тех или иных вписанных файлов памяти.
Игры с душой, игры с богом. Чем они отличаются от игр с телом и игр с дьяволом? Один целит на суть, второй на оболочку. Им нечего делить, не о чем спорить. Их сферы деятельности никогда и не пересекались, говоря откровенно.
А вот он, Гриффин, застрял между. С душами играть он отказался, а для игр с телами требовались ресурсы. Ресурсы, время и оборудование.
Внутри Дока что-то сжалось, стиснуло грудную клетку и противно заныло, будто приступ стенокардии внезапно посетил старого знакомого. Гриффин скрипнул зубами, дёрнулся, потом ещё и ещё раз. До тех пор, пока его провожатые не поняли, что его надо положить на землю.
Док встал на колени, опершись руками о склизкую грязь канавы, содрогнулся всем телом и опорожнил желудок. Тошнотворные звуки судорожно сокращающегося внутреннего мира Дока сопровождались характерным запахом желудочного сока и спиртного, не успевшего переработаться и окончательно разъесть слизистую пищевого мешка.
– С ним всё в порядке? – с беспокойством спросил Хеллер, поглядывая на упражнения Гриффина чуть в стороне. – Кажется, он то ли плачет, то ли смеётся.
– А, по-моему, он просто пытается выжить, – пожал плечами Бо Ваняски. – Только жизнь у него получается какая-то желудочно-кишечная…
Гриффин сосредоточился, унял спазмы пустого желудка и, медленно вытянув в сторону левую руку, показал поднятый вверх большой палец, выражая одобрение словам Бо.
Глава 12
Я делюсь с вами самым сокровенным, что у меня есть. Я отдаю вам то, что вы никогда бы не узнали, и никогда бы не попробовали. Я дарю вам свои мысли.
Чёрт его знает, зачем я вообще это делаю… Когда-то это был дневник, скрытый в глубинах сетевых баз данных, потом – курс лекций для жителей отдалённых Параллелей, затем – письма, которыми я обменивался с близкими мне людьми. Дневник я удалил, когда увидел в нём чужие правки и критические комментарии местных сетевых кодеров. Курс лекций закончился, когда я потерял надежду на нормальную человеческую жизнь и окончательно поверил в идеалы Корпорации. Письма… это были бесплотные сообщения, доставляемые забавной программой-почтарём, стилизованная фигурка которого молча улыбалась мне с экрана компа, но сейчас у меня нет доступа в Сеть.
Цикл завершился.
Я снова веду записи, которые хранит в себе старая тетрадь, прошитая суровой ниткой, и заключённая в толстую кожу какой-то рептилии. Изготовленная в удалённом от Метрополии секторе, она не содержит никакой техногеники, кроме линейного трансформатора. Последний позволяет уменьшить размеры этого бумажного монстра до маленького блокнотика, и создаёт силовое поле, защищающее чернила и страницы от песка, пепла и дождя.
Я даже пытаюсь зарисовать самые интересные моменты, увиденные мною в моём безумном поиске, но Творец, или кто у нас там главный создатель всего и вся, не дал мне таланта художника.
Как бы то ни было, это – моя нынешняя жизнь.
Странная, рваная, и непонятная.
Я скучаю. И мне плохо. Не в медицинском смысле, до этого пока далеко. Но вот внутри что-то шевелится, и это совсем не глисты, как сказал бы один мой не в меру саркастичный сотоварищ. Это душа пытается проснуться.
По крайней мере, мне хочется в это верить.
Из личного дневника С. Спенсера, сотрудника Службы Расследований Корпорации (в отставке)
Датировка невозможна, местоположение не установлено.
Инульгем, присев на корточки, грел руки над электронным костром, и тихо улыбался. Вокруг возвышались скалы – изломанные, режущие взгляд и давящие на разум. С острыми, как ножи, гранями и странными разводами. Серые лабиринты камней, валунов, гранитных осколков и базальтовых игл скрывали внутри уютную пещерку. С родником и парой заляпанных бурым и коричневым плит известняка…
Безжизненная Параллель, снабжённая никому не нужным номером по классификатору миров. Тут не было ни животных, ни растений, а мелкие океаны колыхали свои мутные воды, которые никогда не рассекали плавники рыб – только островки простейших водорослей, зелёных и синих, плавали в солоноватой влаге.
Тут можно было дышать, и даже жить – недолго, конечно. Кловис коснулся туго набитого мешка, и блеснул зубами в широкой улыбке. «Не место красит человека, а человек засирает место, – подумал он, на ощупь доставая тонкие сигары. – А тут даже гадить не хочется».
Большой Караванный путь проходил всего в двух милях севернее, по пробитому годы и годы назад ущелью, протянувшемуся между двумя природными порталами. Белые круги раскрывались раз в шесть часов, исправно пропуская группы вооружённых людей и тяжело дышащих животных, нагруженных тюками и свёртками. Три километра каменистой пустоши, и пришельцы исчезали в молочном свечении, перешагивая границу с отдалёнными Линиями Серого сектора. Иногда караваны сопровождали солдаты или наёмники, изредка – тяжеловооружённые десантники или штурмовики Корпорации. И уж совсем редко на этом унылом пути попадались одинокие странники.
Такие, как Инульгем. Он бывал здесь регулярно, наведываясь к двум алтарям каждые три-четыре года. Отсюда было хорошо разговаривать с богами. Или просто отдыхать от людей. Впрочем, сегодня не было ни разговоров, ни отдыха – всего лишь работа, скучная и надоевшая.
Нож взрезал тючок, освободив криоконтейнер с пометкой «Центр трансплантологии Минор Магис», и на известняк легло дымящееся от испаряющегося консерванта человеческое сердце. Прикосновение пальцев, нажатие – и оно начало сокращаться, хрустя замёрзшими тканями, и брызгая осколками льда и крови. Несколько слов, обращённых к мутной полосе в небе, заменявшем здесь Луну, и над сердцем появилось мутное облачко, а само оно словно усохло и потеряло краски. Ещё пара ударов – и на алтаре остались только осколки, расплывающиеся пятнами крови, и лужица хладагента.
Боги приняли жертву.
«Следующая остановка – Пустыня, – подумал Инульгем, бросая контейнер к стене пещеры, и раскуривая очередную сигару. – Сменить Параллель, и добраться до этой жопы мира, где видели сраного доктора. Когда-то давно. Сволочь. Какая же он сволочь…»
