– Ась?
– Комнату, говорю, сдаете?!
Дверь приоткрылась. На величину цепочки желтого металла. Голова хозяйки находилась как раз на уровне торта, так как майор был высокого роста, а она – маленькая и сморщенная.
– Ась? – с любопытством уставилась на коробку бабулька.
– Я вам, бабушка, звонил. Мне про комнату спросить надо.
– Так ты, милок, из милиции? Насчет комнаты? Вот и хорошо. Будешь, значит, и жить у меня, и квартирку мою охранять. Вот и славно.
Она сняла, наконец, цепочку. И Сергей Павлович попал в пещеру, полную сокровищ, судя по тому рвению, с которым хозяйка ее охраняла. Кроме полумрака и пещерной сырости о сокровищах здесь ничего не напоминало. Разве что двурогая вешалка красного дерева была раритетом, да треснувший телефонный аппарат.
– Бедновато живешь, бабуля, – высказался Волнистый.
– Ась?
– Чайку, говорю, попьем?
– Коли угощаешь, так и попьем, милок. Воды, ее в кране сколько хошь.
Значит, она не слышит только то, что слышать не хочет. Хитрая бабка. И – скупердяйка. Ни одной новой вещи в квартире нет, все времен еще доперестроечных. Интересно, сколько же она за комнату дерет? Поди, спроси. «Ась?» Сергею Павловичу удалось заглянуть только в одну из комнат. Вторая была заперта. На кухне, куда Волнистый прошел вслед за хозяйкой, было так же убого. Обои поверху давно отошли, и кто-то приклеил их скотчем прямо к штукатурке. На стенах потеки, масляные брызги, чашки с трещинами.
Сергей Павлович представил вдруг, как две девушки приехали в эту квартиру. Что они, интересно, почувствовали? Вырваться отсюда любой ценой. По магазинам ходили, на витрины смотрели, ценники видели. И понимали, что дать за все это придется немалую цену. Одна и заплатила. Жизнью.
Хозяйка уже пристраивала на плиту ободранный чайник. На стол перекочевали и чашки. Сергей Павлович с опаской потрогал отколовшуюся ручку и спросил:
– У тебя, бабушка, родственники-то есть?
– Да пока не объявились, милок, – вздохнула хозяйка. – Муж умер, деток Господь не послал. Пенсию государство платит, да комнатку одну сдаю.
– Дорого берешь?
– Да мы, милок, с тобой завсегда договоримся, – уклончиво ответила бабулька.
– Меня твои квартирантки интересуют, – сказал Сергей Павлович.
– Ась?
– Ты, бабушка, поближе сядь. А то мы с тобой как в испорченный телефон играем. Документ у тебя есть?
– Да ты, никак, разорить хочешь бедную старушку? Налогов-то я не плачу, нет. Да за что платить-то? За конуренку мою, с которой кормлюсь кое-как? И обижать тебе грех старого человека, – забормотала хозяйка.
– Тьфу ты, Господи! – не выдержал Сергей Павлович.
– Типун те на язык! Не упоминай имя Господа нашего всуе, – замахнулась на него бабулька сухоньким кулачком.
– Да не хочу я ничего знать про твои налоги! Пусть другие разбираются. Меня квартирантки твои интересуют, еще раз внятно тебе, бабушка, говорю. Девушки, что здесь жили. Одну Викой звать, другую Натальей.
– Да ты кто будешь-то, милок?
Волнистый почувствовал, что терпение его иссякло. Но надо взять себя в руки. Сергей Павлович набрал в грудь побольше воздуха и попробовал еще раз:
– Ты, бабушка, чайку попей. С тортом. Тяжело тебе живется?
– Ох, милок, тяжело. – Она жадно глянула на торт. Волнистый разрезал шпагат, открыл коробку. Она уставилась на кремовые узоры. Потом забормотала: – Вот Наташенька, тоже с душой. Бывало, печенье к чаю принесет или пряников. Как садится за стол, так опять же: давай, бабушка, со мной поужинаешь. Поначалу-то плохо питалась. Все кефир, да это, как его? Иогурт. Сосиски опять же, да макароны я ей отваривала, когда к ужину. А уж потом хорошо стала жить. А кавалер-то ее, тот и вовсе – богатый мужчина. Видный.
– Он сюда приходил?
– Как не приходить? Поначалу-то тихо мои девки жили. Цельный месяц никаких гостей. Днем все работу искали, вечером телевизор смотрели. Телевизоров у меня два: соседка черно-белый с год как отдала. Выбросить хотела, да я все, что ей негожее, к себе и приберу. Чего вещи-то на помойку выкидывать? Так девки мои, ничего, довольны были. Потом одна съехала.
– Вика?
– Да я их путать под конец начала. Поначалу темную Викой звали. Потом тот, что раза два с ней заходил, как-то по чудному ее кликал.
– Нэтти?
– Ох, милок! Не припомню. Старая я стала. Не слышу половины.
– Как выглядел тот, что с ней приходил?
– Фасонистый. Брунет. Волос курчавый.
«Новлянский», – подумал майор. И спросил:
– А к той, другой, значит, приходил богатый мужчина в возрасте?
– Ну да. Только он ее почему-то Викой звал. Викуша, да Викуша. Ласково так. Я как-то Натальей назвала, а она мне: «Бабуля, ты все перепутала, это мою подругу Наташей зовут. А я Вика». Может, и перепутала. Я, милок, стара уже. За семьдесят мне, когда еще перевалило!
– Давно от вас съехала Ната… То есть, Вика?
– Да уж две недели прошло. Или поболе. На юг они, что ли, собрались. В путешествие, вроде, свадебное.
– Она замуж вышла?!
– На свадьбу меня не звали, – поджала губы хозяйка. – Только собрала квартирантка вещички и говорит: «Еду на юг со своим женихом. А как приеду, мы будем жить вместе и на другой квартире». Ну, надо думать. Он-то не молодой уже мужчина. Нажился, значит. И тоже торт мне на прощание купила. – Она подцепила кусочек «Сказки» и отправила его в рот. Сергею Павловичу сладкого расхотелось. Где же теперь искать Белову?
– Она все вещи забрала?
– Не смотрела я. Чемодан большой взяла. С которым приехала.
– А дверь ее комнаты вы мне не откроете?
– Ась?
– Комнату, говорю, покажи! – рявкнул Волнистый.
Хозяйка с сожалением рассталась с тортом, из глубины древнего буфета вытащила огромный ржавый ключ. Сергей Павлович смотрел, как она долго возилась с замком, и думал, что хорошо бы Наталья забрала не все свои вещи. И единственная ниточка не порвалась бы. Матери ведь о замужестве ничего не сказала! Что за тайны?
Дверь, наконец, открылась. Комната была длинной, узкой, и с окном, похожим на бойницу. Волнистый первым делом открыл платяной шкаф. Вздохнул с облегчением: на вешалках висело несколько платьев, да на дне валялись старые туфли. Поверх покрывала на одной из кроватей сидел полосатый котенок с глазами-пуговицами. Сергей Павлович взял котенка в руки, зачем-то потрогал пальцем глаза, потом сказал хозяйке.
– Мне очень нужно поговорить с вашей бывшей квартиранткой. Не знаю уж, как вы ее называете, Наташей или Викой. Я оставлю для нее записочку. И номер своего телефона. Очень вас прошу, передайте, если появится.
