И тогда Дик оттолкнул Коннета, встал за его генератор, что‑то изменил в настройке приставки, излучающей альфа‑волны, и, припав к окуляру прицела, полоснул по капитанской рубке «Пинты», затем по рубке «Форчуна оптимы».
— Давай, дотто! Давай! — стонал Фелуччя, вцепившись Дику в плечо.
Дик снова что‑то изменил в настройке и опять направил генератор на «Пинту», потом резко на «Форчуна оптиму». Опять — на «Пинту» и снова на «Форчуна оптиму».
Капитан танкера Смит Крафт вспомнил лицо жены, вспомнил шаловливые мордашки своих детей, вспомнил последний отпуск, проведенный с семьей на яхте в средиземноморских водах, вспомнил, как они там забавлялись с дельфинами, и еще круче свернул к этим малюткам, к этим полосатым безобидным животным.
Вэнс Мартин, капитан контейнеровоза, прослуживший до поступления на работу в концерн «Цейтис и Джексон» двадцать лет в военно‑морских силах США, увлекавшийся чтением исторических военных мемуаров, видел в этот момент перед собой боевой корабль противника, рвущегося к их стратегической базе. Он уже видел его черное угрожающее тело, ощерившиеся стволами орудия, нацеленные на их маленький торпедный катер. И он уже хотел отдать приказ выпустить торпеды, но тут вспомнил, что уже все израсходованы, принял мужественное решение и направил свое суденышко в бок эсминца самураев.
Сокрушительный удар потряс танкер «Пинту». Стальная обшивка разошлась, и из образовавшейся дыры на палубу «Форчун оптимы» хлынули потоки нефти, заливая ее черной рекой и проникая в машинное отделение, в трюмы. Из щелей повалил черный дым, где‑то внизу контейнеровоза бушевал уже огонь.
С самолета было видно, как за борт контейнеровоза полетели надувные спасательные плоты, тут же раскрывавшиеся на лету и принимавшие нужную форму, как следом попрыгали моряки, спеша уплыть подальше от своего судна, объятого пламенем, да и от этой нефтяной бомбы, уже тоже начавшей гореть. Танкер дернулся назад, пытаясь разъединиться с факелом огня, но «Форчун оптима» потащился за ним, глубоко застряв носом в пробоине.
Фелуччи, отхлебнув из новой фляжки, велел китайцу разворачиваться и лететь домой и поднес Дику свое питие. Тот взял чуть подрагивающими пальцами фляжку, сделал три глотка и опустился на сиденье, тяжело дыша и вытирая пот.
Лим Чень все еще оглядывался назад, высунувшись из кабины, поражаясь тому, что он недавно увидел — он был свидетелем случайного столкновения двух пароходов. Какую роль играли в происшествии белые янки и что это у них за установки, он не знал. Но ему и не нужно было это знать. Итальянец еще раньше ему вдалбливал, что они будут снимать любительский фильм о китах и что ему, Лим Ченю, однако же, не помешает держать язык за зубами. То, что они не бросали вниз бомб, он знал. Он бы заметил. Он следил за пассажирами все время. Такая уж была привычка. И из автоматов они тоже не стреляли. Их они и не брали с собой. И ему запретили брать. Вот только эти три чемодана…
Затем китаец сказал себе, настойчиво повторяя: «Лим, ты ничего не видел. Ты просто катал над морем этих белых туристов. Танкер ты не видел. Контейнеровоза ты не видел. Что же ты видел, Лим? Видел синюю воду внизу, солнце вверху, еще спины полосатых китов, финвалов и… будто какой‑то дымок, да, дымок, черный дымок далеко‑далеко на горизонте. Это так, на всякий случай, для полиции».
Чень стал думать о своей красавице, о старшей дочери Синь. Та в этом году перешла уже на третий курс Медицинской школы Техасского университета в Галвестоне, стал думать о том, что плата за обучение снова подскочила, о своей жене, хрупкой мимозе, об оставшихся с нею на гасиенде детях, о том, как стало «осень и осень» мудрено сводить концы с концами. Еще он подумал, что пора уходить на покой, пора превращаться в порядочного обывателя, пора открывать овощную добротную лавочку неподалеку от зимнего каменного бунгало в Сан‑Антонио.
Он вычислил, что для этого ему нужно еще собрать тысяч пятнадцать долларов и что у этих белых, в их карманах и кошельках, денег намного больше. Еще он растянул узкие губы, хихикнув, будто только что обнаружил, что под сидением у него лежит скоростной бесшумный пистолет‑пулемет, и подумал, что он сможет вытащить его шустро‑шустро, что залив огромен, и если кто‑нибудь и останется недобитым, то акулы завершат его дело.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. УБИЙЦА СКРЫЛСЯ
Глава 1. ДЕНЬ «Т» НАЧАЛСЯ
Возможно, это было случайное совпадение, а может и продуманное Хименсом, но еще за неделю он сообщил кому нужно, что первое официальное испытание генератора мгновенного перемещения (ГМП) состоится именно в день «Т» на плато Олбани, примыкающем к предгорьям Аппалачей, под видом веселого пикника. Сбор был назначен на субботу, на шесть утра, возле управления фирмы «Хименс и Электроника».
Желающих в этот день побывать на природе, покинуть Нью‑Йорк, было предостаточно. И уже чуть ли не с ночи, еще не успели развеяться утренние сумерки, город бурлил, гудел автомобилями, стрекотал с крыш вертолетами. Те, как стрекозы всех мастей, будто их, таких легких и изящных, сносил бриз, устремлялись на север, густо покрыв все небо, начавшее светлеть. Покидали город в основном, как предположил Хименс, очень впечатлительные и мнительные люди и квадрики. Убежденным в своей правоте толстокожим кругликам сейчас спалось хорошо. Те, вероятно, еще досматривали свои радужные кумачовые сны.
Многие подались в Пенсильванию, в этот образцовый штат, где губернатор Ральф Хилдбер свел преступность к нулю. Но обыватель торопился на своем вертолете, усадив в него всю семью, вовсе не убегая от своих американских гангстеров — а поглазеть на историческое событие, не теряя надежды, что и удастся купить кусочек «Вдовушки». Последнее предположение было очень хрупким, так как Ральф Хилдбер в интервью телекомпании Эй‑би‑си заявил, что он запретил это делать.
Рьяные поклонники «Вдовушки» надели черные галстуки, а некоторые — и черные ленточки, вставив их в петлицы, а то и черные повязки на рукава. День Траура есть день Траура. Так считали квадрики. Но ту же букву «Т» их противники, круглики, расшифровали по‑своему. День Торжества. Торжества их идей. И хотя круглики пока еще спали, но ровно в 13 ноль‑ноль, когда на обширной поляне под Питтсбургом начнется церемония уничтожения «Вдовушки», они займут свои места у телевизоров. Ведущие телекомпаний всего мира прислали своих репортеров, тысячи журналистов оккупировали все гостиницы столицы штата Пенсильвания еще за неделю до дня «Т».
И сейчас, подходя к длиннющему автобусу фирмы «Хименс и Электроника», большинство сотрудников — да что там большинство, почти все — задавали почти один и тот же вопрос.
— TV взяли?
— Взяли! — отвечал за всех Майкл, поглядывая на крышу автобуса: большой переносной телевизор был привязан к решетчатому багажнику, выделяясь своими формами, своим экраном, среди каких‑то ящиков.
— Когда будем на месте? — следовал второй вопрос, не менее существенный, чем первый.
