Она кивнула на кресло напротив себя, он сел, и она долго‑долго внимательно его рассматривала слезившимися черными глазами.
— Как ты давно не был у нас, Чезаро, — простонала она. — Ты не жалеешь свою бабку. Вот умру, тогда будешь плакать, что не застал меня в живых. Мог бы приехать и просто так, тебя здесь все так любят…
— Баба Мария, что та говоришь? Я тебе желаю прожить еще сто лет. И вот привез тебе твои любимые орехи, прямо из Палермо.
— Чезаро, ты все такой же шутник. Что‑то ты плохо стал выглядеть. Бледный, под глазами синева. Тебе нужно отдохнуть, Чезаро. Все это твоя неспокойная работа. Ты чем сейчас занимаешься, Чезаро? Ходят слухи, что ты высоко поднялся. Сам дон Дженовази уважает тебя. Береги себя, Чезаро…
— Берегу, ба, берегу! И что тебе показалось неспокойным в моей работе? Работа как работа. Живопись, картины, консультации.
— Часто бываешь на родине, Чезаро?
— Да, вот недавно, как‑то был во Флоренции, ба. Туда‑сюда, быстро смотался, за пять минут.
— Ты неисправим, Чезарио. Я серьезно тебя спрашиваю, а ты все шутишь, насмехаешься над бабкой. А как мне хочется вернуться домой, на нашу солнечную Сицилию. Там бы и умереть…
— Я обещаю, баба Мария, скоро мы переберемся в Италию. Еще немного нужно подождать. Совсем немного. Мне нужно провернуть несколько дел, и мы будем богаты, мы переберемся все домой.
Донна Мария печально опустила глаза. Она чувствовала, что ей уже не перебраться через этот проклятый океан, что эта осень, скорее всего, последняя ее осень. Она снова стала рассматривать внимательно Чезаро.
«Лицо замкнутое, жесткие морщинки у рта. Правда, видно, говорят люди, что Чезаро связался с мафией, — подумала донна Мария, хотя она его и не осуждала: так живут многие итальянцу в Америке. Но ее внук, он же еще совсем ребенок. Спросить бы его об этом. Обидится…»
— Долго ты пробудешь у нас, Чезаро? Ceйчac тетя Эмилия приготовит твои любимые аньелотти
[17]
. Ты ведь знаешь, Чезаро, никто лучше ее не сможет так приготовить их. А какие у нас сегодня спагетти? Настоящие итальянские спагетти, а не эти проклятые маккерони
[18]
, что продают здесь в ресторанах и барах.
В комнату вбежал Томас, младший брат Чезаро. Томас смотрел на Чезаро сверкающими глазенками, смотрел с завистью на своего брата. Он тоже когда‑нибудь станет таким же большим и тоже будет носить такую же шляпу и ездить в такой же машине, как у Чезаро. И он тоже будет носить под мышкой такой же большой пистолет, как и у Чезаро, который он успел уже углядеть.
Чезаро подхватил под руки брата, поднял высоко его над головой. И тот засмеялся, замахал руками, ухватился за уши Чезаро, изображая испуг. А ему не было страшно нисколечко. Но он хотел доставить удовольствие старшему брату. Он знал, что Чезаро ему что‑то привез. Чезаро всегда так делал.
Чезаро заменял ему отца и мать, так как первый был убит несколько лет назад, а мать умерла еще раньше при родах. Он же, Чезаро, оплачивал и обучение в колледже старших сестер. Где Чезаро берет деньги, никто не спрашивал. Это считалось неприличным. Чезаро взрослый мужчина, и он сам знает, как и где можно добыть деньги, эти зелененькие бумажки, на которые они и существовали вот уже не один десяток лет в этом большом городе. Чезаро опустил брата на пол, погладил по голове и вышел. Через пять минут он вернулся с большой длинной коробкой, подарил брату игрушечный автомат. Почти как настоящий. Именно то, что Томас и хотел. Автомат работал на воде. Нужно было только залить в него чуточку воды, и все. А потом катализатор быстро ее разложит на кислород и водород. Пузырьки водорода тут же поступят в камеру и там, как и в двигателе машины Чезаро, в его новеньком «Крайслере», подается от электронного устройства искра, и газ взрывается с шумом. Шум специально здесь не устранили, для большего эффекта. Дети это любят.
И мальчик тут же «застрелил» Чезаро, донну Марию и кинулся «убивать» поджидавших их в соседней комнате дядь и теть. Дом ожил от спячки, заговорил выстрелами, по одиночке и сериями. Никто не останавливал мальчика. Ведь это был брат самого Чезаро.
Букет роз вызвал у донны Марта такой же букет слез из глаз. Внук не забыл, что сегодня ее день рождения и привез те розы, которые она так обожала. И они напомнили ей её молодость. И она, уже чуточку успокоившись, опять заплакала.
* * *
Они, как те святые апостолы, только со своими женами и детьми, уселись за длинным столом, более двадцати человек. И в центре, рядом с донной Марией, сидел ее внук, сидел Чезаро. И на кого они смотрели, на донну Марию, или на ее внука, было не понять. Чезаро выделялся своим лоском, своим костюмом, своими золотыми запонками. И их пристальные взгляды немного смутили Чезаро. В их взглядах сквозила какая‑то детская зависть, раскрывающая их нищету, их бедственное положение. Но чем он мог еще им помочь? И так много денег уходило на учебу сестер, на поддержание в порядке этого особняка, да и ведь у него у самого была семья, и там были свои расхода и тоже большие.
— Как здоровье Джулии? Почему она не приехала с тобой, Чезаро? — спросила донна Мария, чтобы разрядить эту гнетущую тишину. — Как поживают там мои правнуки? Я хотела бы их видеть.
— Джулия занята, донна Мария. Я же вам об этом звонил. У нее много хлопот… Простыл малыш Джонни, и она не смогла его оставить на служанку. Она приедет на днях, как только поправится малыш.
— Надеюсь, с ним ничего серьезного не случилось, Чезаро? — всполошилась донна Мария, а с нею и все семейство.
— Так себе, простыл, наверное, свинка или коклюш. Врачи уже его обследуют. Ты напрасно так волнуешься, ба, — успокоил донну Марию Чезаро.
Внесли закуски и три бутылки хорошего вина, привезенного Чезаро. Мужчины оживленно заговорили, передавая из рук в руки бутылки, подолгу разглядывали наклейки. Это была настоящая «Марсала», изготовленная на Сицилии и выдержанная 90 лет. Дядюшка Альберти зацокал языком, подрагивающими руками стал открывать бутылку. Вино, действительно, было хорошим: чуточку терпким, искристым, в меру холодным. От него веяло запахами виноградников Сицилии, запахом земли, оставленной ими много лет назад, но так и не забытой. Тетушки и дядюшки, донна Мария и ее сестры всплакнули после первого глотка сухого вина, утирая платочками слезы.
Обед дальше пошел в более веселом настроении. Все только и говорили, что скоро Чезаро совсем разбогатеет, что скоро они все переберутся назад, в Италию, переберутся не как бедняки, а как богатые люди, переберутся под ласковое жаркое солнышко Сицилии, купят там большой дом, а то и несколько домов.
Обед подходил уже к концу, когда раздался звонок тевида. Вызывали Чезаро. Тот подошел к нему.
— Да, у донны Марии, девяносто. Хорошо. Передам. Так срочно? Буду через двадцать минут.
