* * *
Хименс отстранил его от своего тевида и тут же вызвал телестудию Эр‑би‑си, сказал им, что имеется интересный материал и попросил срочно прислать операторов и парочку телерсов
[21]
. Там сразу же смекнули в чем дело, так как переспрашивать не стали. Очевидно, достаточно было одной физиономии уже известного профессора Перри Хименса, чтобы понять — пахнет сенсацией.
Профессор повернулся к Дику, расцвел улыбкой, как та весенняя орхидея‑бабочка, нажал на клавишу магнитофона, и в кабинете зазвучали заразительные ритмы. Боб Кремер исполнял старинную шуточную песенку «Строптивая женушка». В ритме танца профессор задвигался по кабинету, выламываясь и размахивая неприлично руками. Туфли он сбросил и был в одних красных дырявых носках. Ричардсон чуть и себе не рассмеялся от вида профессора. Хименс танцевал с воображаемой партнершей, прижимал ее к себе, тискал. Мимоходом открыл бар в стене, достал две бутылки пива, передал Дику. Тот откупорил одну, передал профессору, вторую выпил тут же сам.
Ритм все убыстрялся, захватывая своей напористостью, оханьями бедного муженька, где‑то пропадавшего всю ночь, криками разъяренной женушки. Вошла Кэти, поставила перед Диком поднос с домашними сандвичами, все еще, видимо, сердясь на него. Он схватил сандвич, запихал чуть ли не весь его в рот, сбросил плащ и начал пританцовывать возле Хименса. Кэти присела, брови ее поползли вверх. Она таращилась на этих ненормальных двух придурков, вытанцовывающих в кабинете, на этих ученых, одному из которых, скорее всего ее муженьку, грозил электрический тепленький стульчик, а то и камера сублимации, — где, говорят, от осужденного ничего не остается, кроме атомов и розового пара — а другому, ее шефу, большие неприятности. И этот первый, ее муженек, еще смеет здесь танцевать и вилять своим тощим задом.
— Мне не выбраться отсюда, Перри! — прокричал Дик, прокричал чуть сипловато, но весело.
— А тебе и не нужно никуда выбираться, дорогой Дик! — пропел протяжно Хименс. — Ребята уже подготовили для тебя наш ГМП. Так что тебе придется немножко поразмяться. А то ты слишком засиделся, Дик! И глупые мысли полезли тебе в голову!
— К далекому прадеду бы, Хименс! К нему, к лорду Петру Ричардсону! В те времена!
Дик, не переставая танцевать и улыбаться, хотя улыбка его была сейчас и глупая‑преглупая, как отметила про себя Кэти, подкатил плавно к жене, обнял за плечи, чмокнул в припухшую щеку. Та нехотя отклонилась, шмыгнула носом.
— Да, вот еще что, Дик! — заорал опять Хименс, перебивая музыку. — Мы впихнем к тебе парочку телерсов! Для твоего же блага! Я понимаю, что это тебе не совсем приятно, как же, будут подсматривать все за тобой, но так нужно. И нам будет легче следить за тобой и помогать в нужный момент тебе!
— А не готовились ли вы, Хименс, заранее к моему путешествию?
— Ну, не совсем к твоему, Дик!.. Но раз уж так получилось, то почему бы и не использовать это в наших целях? Кроме того, лучшего мутанта и подыскать трудно. Ты проведешь там осмысленный эксперимент, проведешь все наблюдения как физик, как один из разработчиков ГМП, во времени и в пространстве.
Их веселые танцульки прервал вбежавший в кабинет Тони Эдкок. Тот сообщил, что подъехала машина телекомпании Эр‑би‑си. Операторы уже дожидаются в приемной. Не успел Хименс что‑то сказать Тони, как операторы уже ввалились к ним в кабинет, принялись снимать танцующую мужскую парочку, профессора Хименса и убийцу мадам Нонг Ки, его сотрудника Дика Ричардсона. Бритоголовый, похожий скорее на вышибалу, чем на оператора телестудии, выбирал удачные ракурсы, распихивая кресла, залазя чуть ли не с ногами на стол. Второй, пониже, нагловатый заморыш, тоже бегал по кабинету, отдавая команды, кому и где стать, начал снимать Кэти. Та чуть не заехала ему подносом по физиономии. Он отпрянул, переключился на Дика, на профессора. Тот, как был в одних дырявых носках, не выпуская руки Ричардсона, выскочил в коридор и потащил своего коллегу за собой, ворвался в агрегатный зал. За ними пустились и операторы, не отставая ни на шаг.
— Что вы собираетесь предпринять по поводу обвинения вашего сотрудника в убийстве мадам Нонг Ки? — задал вопрос бритоголовый, подсовывая под нос Хименсу микрофон; второй оператор, тот заморыш, снимал уже аппаратуру, генератор мгновенного перемещения, индикаторные экраны, пульты управления, обслуживающий персонал.
— Ничего! — гаркнул профессор, наклонившись к Грегори Волкеру и что‑то спросив его.
Волкер что‑то ответил, профессор тут же кивнул Дику, тот сразу же вошел в кварцевую камеру и стал ждать. Через прозрачные стенки он видел, как засуетились операторы телекомпании, как бритоголовый куда‑то выбежал, через минуту вернулся с двумя телероботами, круглыми как тазики, ощерившиеся объективами, как те старинные подводные мины своими короткими стержнями‑контактами, что‑то спросил у профессора, подскочил к камере — распахнулись защитные створки — и положил на пол этих немых соглядателей.
Кэти стояла около капсулы, смотрела внимательно на Дика. Ее лицо все еще носило следы переживаний, припухло от слез еще больше, чуточку осунулось. И ему было неприятно, что он доставил столько волнений Кэти, что не смог так толком ей всего и объяснить. Он еще попытался припомнить, какое же дерево росло на могиле его матери, но так и не смог. И это почему‑то удручало его больше всего.
Операторы все снимали лабораторию, бегали вокруг генератора, толкали Кэти, но та ничего не замечала, глядела на Дика. Ворвались какие‑то люди в униформе, никак полицейские и агенты ФБР. Профессор что‑то выкрикнул, оттолкнул от камеры бритоголового, махнул рукой Волкеру. Тот нажал на кнопку.
Голубое свечение вспыхнуло внезапно в камере, пронзило ее стенки, залило призрачным светом лабораторию. Агенты ФБР и полицейские тут же попадали на пол. А вот те двое, бритоголовый и заморыш, как ни в чем ни бывало, продолжали снимать все происходящее в зале, не позабыв захватить в кадр и распластавшихся со страху блюстителей порядка и законности.
Свечение погасло мгновенно, в лаборатории сделалось вдруг совсем темно, глаза постепенно привыкали к обычному свету. Сопели, подымаясь, полицейские, чертыхаясь и отряхиваясь.
Дик Ричардсон, убийца мадам Нонг Ки, исчез из капсулы. Куда исчез, этого, похоже, не знал точно и сам профессор, так как непредвиденный натиск полицейских заставил его ускорить события, не выждав требуемого времени. Заморыш уже окунулся в родную стихию, уже захватил тевид и что‑то передавал в студию. Ему что‑то ответили, и они вдвоем кинулись к выходу, словно опаздывали на пожар, к новой очередной сенсации.
Агенты ФБР вежливо что‑то спросили у Хименса, обошли вокруг генератора мгновенного перемещения, о чем‑то пошушукались. Делать им здесь будто бы было уже и нечего. И они направились к выходу, за ними гуськом последовали и полицейские. Но один, отличившийся во время поспешного выполнения заученного движения, — падая на пол, он набил себе на лбу шишку и теперь был зол и сильно раздосадован, находясь, возможно, еще в пылу погони за опасным преступником, — подбежал к ГМП и саданул изо всей силы по нему дубинкой. Что‑то зазвенело, откуда‑то посыпались цветные битые стеклышки. Полицейский еще раз замахнулся на виновника своей неудачи: ведь он‑то видел этого преступника здесь, он‑то первым ворвался сюда, он‑то сразу опознал того лицо, спрятанное за этими толстыми кварцевыми стенками, помешавшими ему схватить убийцу и получить внеочередное повышение. Но руку его перехватил ринувшийся сюда профессор, чуть не сбив того с ног. Они сцепились, их начали разнимать, Хименс орал громовым голосом:
