Так что мне пришлось замолчать и, наплевав на сковывающий ужас, опять уставиться вниз. Я надеялась увидеть не только тело, но и морду чудища. Ведь когда ещё такая возможность представится?
Ну а чуть позже, когда уже возвращались в город, Натар ещё кое-что сказал:
– Зверь почти всегда голодный. Поэтому он так остро на любой, даже самый тихий звук реагирует. Говорят, он со ста шагов добычу чует. Но на земле не так проворен, поэтому утаскивает добычу в воду, особенно если она живая.
Смысл последней реплики я тогда не поняла, зато позже…
…Мне двенадцать. В город приехали чужаки из числа тех, глядя на которых непроизвольно морщишься. Небритые, слегка оборванные, с неприятными манерами и при оружии. В общем, если не бандиты, то почти.
А через пару дней они, как это часто бывает, исчезли. И меня впервые заинтересовал вопрос – куда делись трупы? Ведь не на нашем же кладбище их похоронили, верно?
Вот тогда я пристала к Тору и с некоторым содроганием узнала, что с чужаками поступили «как обычно» – к озеру Отречения отнесли. И что скоро туда же отведут их лошадей, потому что умные люди улик не оставляют.
– А вообще они вовремя, – сказал тогда Тор. – А то ещё пара недель и пришлось бы на Линскую ярмарку ехать.
– На ярмарку? – нахмурилась я. – А зачем?
– Как это зачем? За едой для этого чудовища, – отозвался Торизас. – Оно же когда голодное на весь лабиринт воет. Разве не знала?
Я… может и знала. Может и слышала, но осознавать до этого момента даже не пыталась.
Тот факт, что мы закупаем быков и лошадей для прокорма обитателя озера, тоже как-то мимо сознания проходил.
Зато теперь я очень чётко уяснила: чужаки – это не только опасно, но и полезно! Правда радости эта новость не принесла, а наоборот. Как-то очень гадко, очень неприятно стало.
Почему? В двенадцать я этого не знала. А позже думать не хотелось.
Здесь и сейчас вопросы «полезности» чужаков для общества метаморфов тоже не заботили. Здесь и сейчас я знала и понимала только одно – я бегу…
Бегу!
Несусь со всех лап!
Тороплюсь так, как никогда в жизни не торопилась!
Несмотря на острое драконье зрение и тусклое, но довольно сносное освещение, которое дают большие кристаллы, вмонтированные в потолок, тоннеля я не вижу. Для меня пространство сливается в нечто однородное. В некую единую, совершенно бессмысленную массу. В ночной кошмар!
Бегу!
В какой-то момент спотыкаюсь, и бег превращается в полёт. Да-да, кубарем и по каменному полу. Но я не замечаю падения. Как только, так сразу вновь вскакиваю на лапы и без всякой передышки опять срываюсь на бег.
Мчу. Мчу и искренне мечтаю успеть! И молюсь всё сильней и яростней!
Только бы ему хватило ума остановиться. Только бы он догадался помедлить. Только бы…
Но, увы. Ещё до того, как достигаю пещеры, до меня доносится слишком громкий всплеск. А за ним ещё один, и ещё. А через мгновение звуки сливаются в невероятную какофонию, и вот теперь становится ясно – зря я за Дантоса молилась.
И ещё кое-что – опоздала.
Опоздала!!!
Сердце больше не бьётся – оно в кусок льда превратилось. Дышать тоже не могу – этот процесс утратил всякий смысл. И бежать теперь не в состоянии, потому что лап не чувствую, но… я всё равно бегу. Знаю, что поздно и бесполезно, но…
Бегу.
Вижу широкую природную арку, которая открывает вход в пещеру, и только преодолев невидимый порог останавливаюсь. Глаза отказываются видеть то, что творится впереди, но я не могу не смотреть.
Ещё не всё. Герцог Кернский ещё жив и даже пытается сопротивляться. Не знаю как, но этот безумный мужчина сумел не только увернуться от пасти, но и оседлать древнее чудовище. Сейчас Дан держится за наросты на чешуе и пытается не слететь в воду, где в считанные минуты превратится в добычу. Он борется, несмотря на всю бесполезность этого занятия.
Громадное бурое тело извивается так, будто вокруг не вода, а раскалённые угли. Явно бесится и изо всех сил пытается сбросить наглого человека. И, вероятно, жутко злится из-за того, что Дан не где-нибудь, а возле головы прицепился. То есть не добраться до него сейчас, как ни изворачивайся.
Впервые в жизни я вижу морду обитающей в озере Отречения твари и понимаю – в мире действительно есть вещи, о которых лучше не знать. Например, этот круглый обрамлённый тысячей «сабель» рот! Ведь это целая бездна вдохновения для кошмаров!
Впрочем, зубы-сабли сейчас не главное. Куда больший ужас навевают попытки зверя уйти под воду. Хотя… почему «попытки»? Он не пробует, он уходит! И тащит герцога Кернского за собой.
Я хочу закричать. Хочу броситься на помощь, но не могу – я оцепенела и не понимаю, с какого края к этому делу подступиться. Единственное что приходит на ум – взлететь и попытаться отвлечь. Полетать перед мордой червя, даря блондину пусть призрачный, но всё-таки шанс на побег.
Учитывая скорость реакции «землекопа», идея равна самоубийству. Но сдерживает меня не опасность, а нечто иное. Что именно? Понятия не имею. Но оно сильнее всех моих желаний, сильнее меня самой.
В итоге просто стою и не понимаю, как быть. Всё так же не хочу, но наблюдаю за этой катастрофичной схваткой. Чувствую, как время превращается в расплавленную карамельную тянучку, опутывает меня, душит… а потом… потом случается невозможное.
Червь в который раз выныривает из озера, и та его часть что оказалась над водой, резко выгибается. И пусть я нахожусь в ступоре, но отличить агрессивное движение от движения, продиктованного болью, вполне способна.
Вслед за этим пространство пронзает крик, да такой, что я инстинктивно отпрыгиваю. Подробности мне недоступны, но суть произошедшего я каким-то чудом понимаю.
Дан напал на зверя!
Всё говорило о том, что в пещеру блондин пришел налегке, и оружия в его руках я не видела. Но при этом, точно знаю, в сапоге герцога Кернского с некоторых пор прячется кортик. И я готова спорить на деньги, что именно кортиком Дантос и ударил!
Вот только… крошечный ножик против гиганта? Зубочистка против буйвола? Да что она сделает?! Какой вред причинит?!
Несколько бесконечно долгих секунд я была убеждена, что никакого. Зато потом…
Крик повторился. И в этот раз он был куда громче и надрывней! А в следующий миг началось то, что иначе как бесовскими плясками не назовёшь.
Червь извивался. Падал в утратившую жемчужный блеск воду, и опять выныривал. Бился то о дно, то о воздух, и верещал так, что хотелось просто взять и исчезнуть.
Но исчезнуть я, конечно, не могла. Я оставалась здесь, в гигантской залитой кристаллическим светом пещере. И вновь – я не хотела, но смотрела. Видела, в какой мясорубке оказался Дан, с каким упрямством борется, но помочь не могла никак.
