Ждать.
Ждать он научился, и ожидание вовсе не тяготило. Напротив, нынешнее было даже в удовольствие. Он думал о человечке, которую обязательно заберет себе, потому что собственной стае она не нужна. А Нат будет о ней заботиться. Он купит ей платье. И шубу тоже, чтобы она не мерзла. И еще украшение, не такое, как она просила передать альве, а другое, но тоже хорошее.
У Ната есть деньги. И Райдо помочь не откажется. Рассердится, конечно, за самоуправство, но и хорошо, если сумеет рассердиться, потому как в последнее время ему все было безразлично, а так покричит и успокоится.
Поможет выбрать комнату, чтобы теплая.
И ковер на пол обязательно, а то человечка ходит почти босиком и ноги мерзнут. Ноги у нее аккуратные, и сама она… и пахнет медом. Мед Нат любил. А говорить о себе – не очень, но человечка внимательно слушала и взяла клятву, что Нат не будет лгать. Он и без клятвы старался говорить правду, а тут… она смешно морщила нос, и щурилась, и все время губу покусывала.
Но главное, что слушала.
И так… ему вдруг захотелось рассказать обо всем.
О том, что отец его умер уже давно, когда сам Нат был маленьким, и потому отца он не помнит, а братьев – наоборот, помнит очень даже хорошо, только они тоже умерли.
И мама…
Сердце не выдержало, когда в списках имена прочла. Тогда ее смерть показалась едва ли не предательством, и Нат на маму обиделся, но потом понял, что умирать она не хотела. Не стала бы бросать, если бы могла.
Просто сердце. Из-за войны. Из-за альвов…
Ната отправили к старшему сородичу, но рады ему не были. Вот он и сбежал. Еще для того, чтобы за братьев отомстить, ну и за маму тоже. Он бы рассказал и про побег, который удался не сразу, и про райгрэ – к нему Ната отправили после третьей попытки его, к слову, тогда он из города выбрался даже, но следы плохо зачистил, вот и вышли. И про то, что райгрэ оставил Ната в особняке кухонным рабочим, словно Нат не сородич, а слуга наемный, и… и про нежелание слушать – Нат ведь пытался объяснить, а ему сказали, что он мальчишка безголовый, наглый к тому же. Рассказал бы и про запрет, и про угрозу, что от рода откажут…
А он угрозы не испугался, ушел.
И добрался до Перевала.
За Перевал тоже.
У него было много историй, правдивых, потому что Нат поклялся говорить правду. А она рассказала бы взамен свои. Он бы слушал ее.
Эти мысли убаюкали, и в полудреме уже нарисовались очертания проклятого луга – быть может, человечке удалось бы научить Ната видеть другие сны? – когда открылась дверь. Открылась почти беззвучно, поскольку человек точно знал, как управляться с этой капризной дверью. И придержал ее. Ступил осторожно.
Сон мигом исчез, освобождая Ната. Сперва он хотел окликнуть позднюю гостью, которую сразу узнал – а не узнать докторшу было невозможно, – но после решил промолчать.
Она же, оказавшись в коридоре, остановилась, прислушалась.
Миссис Арманди и в белой ночной сорочке умудрялась выглядеть весьма солидно. На ногах ее были домашние теплые тапочки, на плечах мантией царственной пуховая шаль возлежала. В руке докторша держала листик-подсвечник с восковой свечой. Та оплыла и горела неровно, огонек плясал, рождая многие тени, среди которых Нату было легко спрятаться.
Она ступала на цыпочках, двигаясь довольно бесшумно для человека. Останавливалась. Вслушивалась в звуки дома. И шла дальше.
В северное крыло.
В комнату, которую Райдо запер, пусть бы в комнате этой и не осталось ничего, помимо стола, шкафа и сейфовой стены. И, к огромному удивлению Ната, миссис Арманди извлекла ключ, который чудесным образом подошел к замку. Дверь открылась совершенно беззвучно.
Нат замер, не представляя, что ему делать дальше. Ждать? И как долго? И дождавшись появления докторши, поинтересоваться ли тем, что она в комнате делала? Обыскать?
Скандал будет наверняка…
Появилась она спустя минуту и явно недовольная. Дверь заперла. Ключ убрала…
Теперь миссис Арманди шла не таясь, ворча под нос, что дом запустили, что зарастает он грязью. Когда Нат вырос перед ней – он довел ее почти до самых гостевых покоев, в которых разместили семейство Арманди, – она шарахнулась в сторону с тоненьким всхлипом.
– Господи, как вы меня напугали! – воскликнула докторша, выставив между собой и Натом руку со свечой. – Я вышла… на кухню… бессонница, знаете ли… думала, быть может, согрею молока… горячее молоко с медом очень хорошо помогает от бессонницы…
Она говорила торопливо, но первоначальный страх прошел, и теперь в голосе проскальзывали раздраженные ноты.
Эта женщина Нату не нравилась. От нее пахло духами и еще той настойкой, которую она дала Райдо, а он выпил.
– Я звонила, звонила в колокольчик, но никто не отозвался, – капризно произнесла миссис Арманди. – Дайна наверняка спит, а вы…
– Покой. Охраняю. Ваш.
– Как мило… – Это было сказано так, что Нат понял: милой его инициативу миссис Арманди не считает. – А вы все время… тут были?
– Нет. На чердаке был. А потом тут.
Он сказал чистую правду, но не стал уточнять, что уже несколько часов как покинул чердак, и докторша сделала собственные выводы.
– Ах… конечно… я, наверное, все-таки пойду…
Нат кивнул, уточнив:
– Молока принести?
– Нет, что вы… я не могу вас так затруднять…
Она закрыла дверь, а Нат выждал еще с полчаса. Подслушивать он не стеснялся, благо слухом обладал куда более острым, чем человеческий.
Гостевые покои состояли из двух спален и гостиной. В синей разместились девушки, и Нат несколько переживал, не будет ли комната слишком холодной, не простудится ли его человечка, но переживания не помешали присесть у спальни бирюзовой, доставшейся чете Арманди.
– Ну что? – Голос и сквозь стену был слабым, как и сам человек.
Он Нату не нравился, и, если бы в городе имелся другой доктор, Нат всенепременно обратился бы к нему.
– Ничего. – И шепот миссис Арманди был раздраженным. – Комнату разворотили…
– И ты…
– Я просто посмотрела, – протяжно заскрипела кровать под немалым весом женщины. – Вообще-то, дорогой Виктор, посмотреть я просила тебя. И если бы не твоя вопиющая беспомощность, мне бы не пришлось сейчас…
Она повернулась, и скрип заглушил слова.
– Я не мог! – нервно отозвался доктор. – Он от меня ни на шаг не отступал! Я же говорил тебе…
– Видела… еще тот уродец…
Нат смутился.
Уродом он себя не считал. В принципе, о своей внешности он не думал, полагая ее неважной, а сейчас вдруг испугался, потому что если и вправду с точки зрения людей он уродлив, то и его человечка не захочет уходить из своей стаи. Но, с другой стороны, рассматривала она Ната с любопытством, а не отвращением, и наверняка это что-то да значило.
