– От дерьмо…
Голова кружилась. И спину жгло… но боль – это ерунда.
– Что тут…
– Было? – Нат попытался сунуть еще одну ложку супа, но Райдо отвернулся.
Силы возвращались.
– Тебе надо поесть.
– Ты сам… пробовал?
– Мне зачем? – неискренне удивился Нат. – Я здоров. А овощные супы – для больных…
– Тогда прошу считать меня здоровым. Что было?
– Ты… совсем ничего не помнишь?
– Помню. Мирра. Шериф. Я обернулся… потом назад… Ийлэ еще была.
Нат кивнул и, наклонившись, понюхал собственный суп, пробовать, однако, воздержался. Порой мальчишка поражал Райдо своим благоразумием. Впрочем, это дерьмо можно есть, только если подыхаешь от голода. Райдо еще не дошел до такого.
– Она из тебя вытянула… ну, эту штуку. Она ее посадить собирается! – Нат произнес это с немалым возмущением. – Сказала, что весной в сад… и вообще, она тоже жить хочет… то есть оно… оно теперь в доме…
– Охренеть.
– Она его поливать велела! Я говорил, чтобы выкинула… а она…
Нат насупился, но надолго его не хватило:
– Она сказала, что тебе надо спать, что во сне раны затягиваются легче. А они долго не затягивались. Обычно же раз, и все, а ты… и я вот… я уже начал бояться, что ты совсем…
– Сколько?
Райдо сумел поднять руки, на запястьях виднелись широкие рубцы, из новых, но затянувшиеся крепко. Ткань побелела и кое-где разглаживаться начала.
– Три недели.
– Три недели? – Он удивился.
И тому, что был жив эти три недели, он прекрасно помнил, что собрался уже вернуться к исконной жиле, и тому, что ничего о них не помнит.
– Поешь… – Нат постучал ложкой по краю миски. – Тебе надо…
– Не настолько, – ответил Райдо, вспомнив мерзопакостный вкус варева. – Что ты туда сунул?
– Морковку. Лук. Сельдерей. Шпинат…
– Ненавижу шпинат.
– Он полезный. – Нат насупился и, зачерпнув ложку супа, который отчего-то был густым и цвет имел болотно-зеленый, с вкраплениями бурого, смело ее проглотил. Почти и не поморщился.
– Молодец, – похвалил Райдо.
И сесть попытался.
– Нельзя!
– Нат…
– Да?
– Я понимаю, что ты обо мне заботу проявляешь. – С каждой секундой становилось легче. И боль треклятая отползла, с нею это случалось и раньше, но ныне она вовсе почти утихла, что было непривычно. – Но края надо видеть. Я не…
– Ты три недели пролежал пластом! – Нат не собирался сдаваться. Он отставил миску с тем, что называл супом, хотя эти помои следовало бы отправить в помойное ведро. – Три недели! И спал… как будто мертвый… все и решили, что ты теперь точно помрешь! Поэтому и не трогали. Я ждал, когда осмелятся… поймут, что ты не собираешься умирать, и тогда… дом закрыл… и уйти никак… а кухарка больше не появляется, только Дайна… она сбежать пыталась, а я остановил… запер… злится очень.
– Нат…
– Да? – Он замолчал и отвернулся. – Я за тебя боялся… знаешь, как боялся?
– Знаю. Хотя я вообще думал, что ты у нас бесстрашный.
Нат не улыбнулся.
Понял ли шутку? Или же та война, которая его искорежила, напрочь лишила его самой этой способности – улыбаться?
– Прости. – Райдо оставил мысль выбраться из постели. Во всяком случае, сегодня.
Три недели пролежал, так день еще потерпит, тем более он и вправду не уверен, что способен встать.
– Все нормально… шериф хотел людей оставить, вроде как в помощь, но я их…
– Не пустил.
– Да. Я окна ставнями закрыл. И двери запер. И вообще… как ты учил.
– Молодец.
Кивнул, соглашаясь: Нат никогда не жаловался на недостаток уверенности в себе. И теперь похвалу принял как должное.
– Скажу Ийлэ, что ты… ну в общем…
– Как она?
Нат почесал ложкой переносицу, честно признавшись:
– Не очень… почти все время спит… а я один… с ребенком этим еще! А козу в дом взял, чтоб выходить пореже… она в красной гостиной.
– Чудесно.
Райдо представил себе козу в гостиной… красной… это та, с шелковыми стенами, панелями из вишни и вычурной низкой мебелью, которую матушка переслала. Райдо надеялся, что коза в полной мере оценит удобство этой самой мебели.
– Малышка?
– Спит. Ну, или ест. Как когда. Еще ей нравится, когда на руках носят. – Нат вздохнул. – Выздоравливай уже, а то я с детьми не умею.
– Справишься… Нат.
– Да?
– Принеси чего пожрать… только нормального, не твоей готовки.
Нат задумался, причем думал долго, с минуту.
– А другого нет, – наконец вынужден был признать он. – Если только вяленое мясо. И сыр еще. Колбаса. У нас много колбасы.
Теперь уж думать пришлось Райдо. Жрать хотелось неимоверно, и с каждой секундой все сильней.
– Давай мясо. И сыр свой.
– Не мой. Козий.
– Пускай козий.
– А ты лежать будешь?
– Буду. – Райдо вытянулся и руки на груди сложил, надеясь, что вид его в достаточной мере преисполнен смирения, чтобы Нат поверил.
Тот лишь головой покачал.
Ушел.
Вернулся, показалось, как-то быстро, а может, Райдо вновь заснул: его тянуло в сон с неимоверной силой. И наверное, зря он пытался этой тяге сопротивляться. Во сне восстанавливаться легче.
– Нат…
– Я здесь.
– Знаю, что здесь… я завтра встану. Или сегодня. Если кто припрется – буди… – Райдо зевнул широко. – Или не буди, а посылай всех на хрен… и это…
– Да?
– Сам отдохни.
– Я потом.
– Отдохни, я сказал… спорить он будет… воли многовато взял, бестолочь малолетняя…
Не бестолочь, это Райдо – бестолочь, если допустил, что Нат оказался наедине с этим гребаным миром. Нат, мальчишка… три недели… и правильно сказал, люди ждали, что Райдо издохнет. И ожидания почти оправдались. Главное, лезть в дом не рискнули… и верно, к чему спешить, рискуя что шкурой, что шеей, ведь и в разбое обвинить могут. А так выждать день-другой… третий… неделю… главное, терпения набраться…
Без насилия.
Думать в полудреме легко. И Райдо пользуется этой легкостью, пытаясь представить, что было бы, если бы он умер.
Нату пришлось бы покинуть усадьбу, хотя бы затем, чтобы оптограмму сородичам отбить… значит, в город… в городе оптограф лишь в мэрии имеется… задержали бы?
