…правда, вряд ли люди согласятся.
– А пока пригласи сюда Дайну… раз уж она так держалась за дом, может, знает, что в нем такого ценного…
Дайна была оскорблена. Возмущена.
И готова простить.
Она смотрела сверху вниз, задрав пухлый подбородок, и Райдо смотрел на белую шею с наметившимися на ней складочками.
Воротничок кружевной. Серое скромное платье.
– Я желаю выразить свое негодование! – произнесла Дайна дрожащим голосом, в котором Райдо услышал и обиду, и надежду, что все-то еще наладится. – Он меня запер!
Она указала на Ната, который забился в угол и сидел тихо; впрочем, раскаявшимся не выглядел.
– Заявил, что я должна дать объяснения!
– Но вы отказались.
– Естественно. – Дайна приложила к глазам платочек. – Мне нечего было объяснять! Я невиновна!
– В чем?
– Ни в чем. И вообще, меня нанимали вы, а не… этот мальчишка.
Нат громко фыркнул.
– Я был болен, – счел нужным уточнить Райдо.
– Я так рада, что вам стало легче… я так за вас волновалась…
Ложь: не волновалась, но выжидала. Дождалась.
– Дайна, присядьте… поговорим. – Райдо указал на кресло.
Сегодня, похоже, день разговоров. Вот только нынешний вряд ли доставит ему хоть какое-то удовольствие. Впрочем, отсутствие оного Райдо как-нибудь да переживет.
– Скажите, Дайна, что именно вы мне подлили?
Молчание. Маска оскорбленная: как мог Райдо подумать…
Мог.
– Дайна, – он оскалился, – вы же не хотите, чтобы я выдвинул обвинение? Полагаю, действовали вы не по собственной инициативе, но дело в том, что судить будут только вас…
– Судить?!
Снова наигранная обида, а вот страх очень даже настоящий.
О суде она не думала.
– Конечно. Вы же понимаете, как это выглядит. Вы мне подмешали что-то в еду. Я съел и почувствовал себя плохо, – Райдо наклонился, заглянув в светлые глаза женщины, – очень-очень плохо… так плохо, что едва не умер… можно сказать, чудом выжил…
Нервничает. И пытается понять: сумеет ли Райдо это обвинение доказать.
– Сумею, – поспешил уверить он. – Во всяком случае, очень и очень постараюсь. В конце концов, мои интересы представлять будет мой род, а вот за ваши, Дайна, воевать некому. Вы ведь одна, я верно понимаю?
Кивок. И тут же спохватилась, скрестила руки.
– Ложь!
– Что именно? Вы не одна? А мне казалось, вы сирота, и родственников у вас нет, а даже если бы и были… Насколько я знаю, у людей родственные связи мало значат. Так кто захочет вступиться за вас? Мирра? Полагаю, у нее собственных проблем полно. Ее родители? Сомневаюсь. Они заняты проблемами Мирры. Шериф? В его интересах урегулировать конфликт, а какой ценой…
Дайна кусала губы.
– Он просто не захочет связываться с моим родом, принимать здесь чужаков. Устраивать полноценное расследование. – Райдо говорил медленно, не спуская взгляда с женщины, которая стремительно бледнела. – Как знать, до чего они… дорасследуются…
Молчание. Закушенная губа. И платочек дрожит в кулачке. Пожалуй, ее можно было бы пожалеть, но…
– Мне это тоже не нужно, но здесь уже вопрос принципа… я не могу спустить покушение…
– Это не покушение!
Дайна все же решилась.
– Я… я хотела помочь… – Она встала и тут же села. Смяла треклятый платочек, который выронила, и потянулась за ним, подняла, чтобы спрятать в складках юбки. – Мирре помочь… Мирра славная… и всегда была ко мне добра…
– Дайна… вы ведь не встречались прежде с такими, как я?
– Что? Нет… то есть да, но…
– То есть встречались?
Кивок.
– Но близкого знакомства не сводили. Я имею в виду то знакомство, которое за пределами постели.
Щеки полыхнули, и Дайна прижала к ним ладони.
– Ийлэ… рассказала?
– Что? А… нет, думаю, ей это не интересно. Она, если вы заметили, вообще разговаривает не слишком охотно. Но некоторые тайны сложно сохранить в местечке, подобном этому… я-то в город не выезжаю, а вот Нат…
Взгляд, которым удостоили Ната, мог бы испепелить. Столько ненависти.
– Вы… вы знали?
– Что вы подрабатывали в этом… простите уж за прямоту, борделе? Знал.
– И вы…
– И меня это не смущало, да и сейчас не смущает. Я в принципе достаточно лояльное существо. – Райдо потер сложенными пальцами подбородок. – И мы с вами вполне могли бы ужиться. Более того, я понадеялся, что уживемся, что вам не захочется терять это место и если вы не проникнитесь благодарностью – уж простите, но в благодарность человеческую я не верю, – то всяко поймете, что другого вам не найти.
Злость. Поджатые губы. Некрасивая ямка на подбородке. Глаза прищурены. И взгляд такой, что Райдо неуютно. Кажется, ему не следовало затрагивать эту тему.
С другой стороны, чем сильнее она разозлится, тем хуже будет себя контролировать.
Тем больше скажет.
– Вы же сами все прекрасно понимаете. Я чужак, а в городе… в городе свои люди, те, что знают вас с детства. Небось они и грешки ваши с тех самых пор помнят. Украденный леденец или разбитое ненароком окно… или кошка, которой вы на хвост наступили. В таких городках люди знают все и обо всех… коллективная память.
Злость сменялась откровенной ненавистью.
– Да что вы понимаете!
– Немногое. К примеру, то, что вам не простят. Ни теперь, ни через год, ни через десять. Вас не примут ни в один приличный дом не то что экономкой, но и посудомойкой. У вас два пути останется. Уехать из городка и попытаться обустроиться на новом месте или же отправиться в дом терпимости.
– Вы… вы…
– Говорю правду, Дайна. – Райдо откинулся в кресле и сцепил руки на груди. – И вы ведь неглупая женщина, более того, вы знакомы с реалиями этого городка куда лучше меня. Вы не могли не понимать, чем обернется ваша затея. И отсюда у меня вопрос: почему вы решились?
– Я…
Ненависть. Затухает, прячется, но не исчезает. Пламя под пеплом, которое только тронь. А на лице очередная маска, похоже, их у Дайны превеликое множество. Нынешняя – обиды…
– Вы… вы не знаете… – Она всхлипнула и о платочке вспомнила. – Вы… вы ничего не знаете.
– Так расскажите мне.
– И что тогда?
– Тогда… тогда вам, конечно, придется покинуть дом, но вы уйдете отсюда с чеком, который позволит вам начать жизнь в другом месте.
