– Не так?
– Сволочь. И пытается. Но я предлагаю ей честную сделку. А вы…
– А я уже заключил. – Райдо придержал лошадь. – Ийлэ моя. Сородич. Надеюсь, ваши родители, мнение которых столь важно для вас, растолкуют значение этого слова.
– Увольте. Я и без родителей разберусь.
– Рад за вас.
Запах хищника стал сильней.
Раздражение? Гнев? Или… напротив, Альфред выглядит донельзя довольным собой, словно получил от Райдо именно то, чего добивался? А чего, собственно говоря, добивался? И что получил?
– Где нашли тело? – Райдо втянул воздух.
Город. Маленький, но все одно город, и запахи переплетаются: не ковер, не узор, скорее уж путаные обрывки…
…нить-след, что возникает в переулке, теряется среди иных следов.
Грязная мостовая мечена не единожды, что колесами, что ногами. Дома стоят тесно, смыкаются стенами, фасадами обращены к мостовой. Старые фонари. Телега с просевшей осью встала поперек улицы, почти перегородив.
– Шериф расскажет. – Альфред поднял воротник. – Кажется, снова метет. В это время года снежные бури случаются частенько. Вам, наверное, непривычно.
– Мне многое здесь непривычно, – нейтрально ответил Райдо. – Но как-нибудь разберусь.
А небо и вправду потемнело.
– Гостиница здесь дрянная. А вот мой отец будет рад гостям, не всем, конечно, но вам определенно будет рад. Он, знаете ли, предпочитает дипломатию.
– А вы?
– А я уверен, что дипломатия хороша исключительно как альтернатива. Порой дела требуют куда более решительных методов. Полицейское управление – прямо по улице, темный дом. Не пропустите.
– Вам надоела роль провожатого?
– Боюсь, что при всей моей к вам… симпатии у меня и собственные дела имеются. Но был рад встрече. И разговору. Если случится вдруг, что Ийлэ перестанет быть вам нужна…
– Непременно вспомню о вас.
Альфред поклонился и меховую шапку приподнял; поклон этот при всем его изяществе выглядел сущим издевательством.
Пижон.
Ийлэ ему нужна… тихий домик… содержание… Райдо заставил себя сделать глубокий вдох. Он и сам удивился тому, что этот человек его разозлил. Спокойствием своим. Уверенностью, что все будет именно так, как хочется ему…
…он ведь привык к такому… получать то, чего желает…
Не на этот раз.
И Райдо пришпорил лошадку: если он хотел вернуться домой сегодня, стоило поспешить.
Глава 21
Ийлэ ждала.
Она ненавидела ожидание.
В старой башне холодно. Ветер проникает сквозь заслоны каменных стен, и стены эти, бугристые, неровные, изнутри влажноватые, больше не кажутся надежными.
– Он вернется, – сказала Ийлэ, поправляя меховое одеяло. – Он обещал вернуться… я не верю обещаниям, но ему без нас не выжить.
Темно. И скрипят старые переборки, наводя на мысль, что башня эта – древняя… и отец еще говорил, будто бы перекрытия давно пора менять. Но у него все руки не доходили, а может, просто забыл, а прошлую зиму башня простояла брошенной. И крыша обвалилась. А весной – дожди. Вода стекала по этим вот стенам, размывая серый раствор. Дерево разбухало, а потом сохло по летней жаре, чтобы осенью вновь напитаться влагой. Оно хрупким сделалось, это дерево. И башня кряхтит, постанывает, предупреждая Ийлэ, что надо уходить.
Бежать.
Некуда бежать.
– А жить он хочет. – Ийлэ говорила шепотом, который самой ей казался гулким, громким. Звуки вязли в камне. – Он заботится не обо мне, он заботится о себе… – Ийлэ двигалась на ощупь.
Она ведь когда-то играла здесь в прятки. Давно, так давно, что от той ее памяти ничего не осталось… или нет?
В корзинке Райдо свечи оставил, целую связку. Но огонек все соскальзывал с воскового фитиля, скатывался едва ли не на пальцы, но не ранил.
Страшно.
Ийлэ помнит, какую боль может причинять пламя. И стискивает зубы: потом, позже она позволит этому страху ожить, но сейчас ей нужен свет. Старую башню заполнили хламом. И хорошо. Интересней в прятки играть…
А тот, другой, действительно умер.
Райдо убил бы его? Или присоединился бы к игре? Тот, другой, иногда позволял своим псам присоединяться…
Он нашел бы Ийлэ в башне с легкостью. Он позволил бы подумать, что у нее получилось сбежать, на этот раз получилось, а потом…
Свечу удалось-таки зажечь. Квелый огонек, слабый, но темнота отступает, всего-то на шаг. Этого довольно, чтобы оглядеться. Старый комод, который прежде стоял в охотничьей гостиной, правда, исчезли резные накладки.
Паутина. Пыль.
Он стоит здесь давно, как и зеркало, разрезанное пополам трещиной, и сломанный стул. Старой мебели здесь много. Она теснится. Цепляется друг за друга, создавая шаткие горы, готовые рухнуть от неосторожного движения. Но Ийлэ очень осторожна. Она крадется в этом лабиринте, шаг за шагом пробираясь к неприметной двери, скрытой за другой дверью. Кажется, ее сняли со шкафа… точно, и шкаф этот прежде стоял в маминой спальне, правда, тогда он был украшен позолоченными медальонами. Куда подевались? Сняли. И отнюдь не псы, им не было дела до таких мелочей, как медальоны или ручки, инкрустированные янтарем.
– Райдо вернется, – повторила она с нажимом, не для себя, для Нани, которая лежала тихо, только глазенки в полумраке посверкивали.
Светлые будут. И сама она… альвийского в ней с каждым днем все меньше остается. А может, оно и к лучшему? Новый мир не для таких, как Ийлэ, полукровке же, быть может, и повезет. Должно повезти.
Корзинку она поставила на столик, выглядевший достаточно прочным, чтобы выдержать.
– Вернется. А мы подождем. И когда появится, то… мы не скажем ему, что ждали, правда? И радоваться не будем. Это ведь просто ситуация такая. – За дверь Ийлэ бралась с немалой опаской, все-таки выглядела та тяжелой.
Сдвинуть ее получилось не с первой попытки. Со скрипом. Со скрежетом. Беззвучно рвалась старая паутина, повисая седыми лохмотьями, липла к пальцам, и Ийлэ вздрагивала от этого прикосновения.
В сторону. И еще немного… на дюйм… на два… на два и волос… и дверь уперлась в древний секретер, в котором осталась лишь половина ящичков.
Хорошо.
В щель за нею Ийлэ протиснется. А сама эта щель будет незаметна…
В старой кладовке лежали дрова: отсырели, конечно, покрылись плесенью. Грибница проросла, но так даже лучше.
Ийлэ голодна.
И, задев ладонью тугие осклизлые шляпки, замерла. Силы в них немного, но она потянулась к Ийлэ, обвила пальцы, скользнула по запястью. Ийлэ облизала губы.