«Кроме того, что жена ушла, – подумал Сагалович. – Хотя, может, не из-за квартиры, а из-за твоего характера…»
Действительно, «Руков» вечно был чем-то недоволен, и хотя, может, на самом деле это было не так, но лицо у него всегда оставалось хмурым.
– А сколько вас? – быстро спросил Фроликов. – Ну, семья сколько человек?
– Сколько, сколько… Один я!
– Ну, вот! А я с женой, и ждем ребенка! – В тоне майора прозвучали торжественные нотки.
Этого даже Сагалович не знал. «Надо будет дополнить досье», – подумал он.
– Как доберусь до телефона, сразу позвоню ей!
– Я, может, тоже собираюсь… – проворчал Мощенко.
Что собирается сделать «Руков»: заново жениться и родить ребенка или позвонить прежней жене, – осталось неизвестным.
– У нас какие-то проблемы! – вдруг нервно воскликнул глядящий в окно Филинов. – Самолет не поднимается! У меня от этих ёлок уже голова кружится!
– Да нет, все в порядке, так надо, – успокоил его, а заодно и остальных Сагалович. – Через полчаса наберем шесть тысяч метров, откроем коньяк и начнем отмечать выполнение особо важного задания!
– И новые звания! – выпалил Фроликов.
– Рано! – осек Сагалович. – Нужно, чтобы объявили приказ, вручили новые погоны, нужно бросить звездочку в стакан… Ты что, порядка не знаешь?
А сам подумал: «Может «задержаться в командировке» и заехать к Юльке? Соскучился по чертовке…» Твердое решение про «последний раз» начисто выветрилось из головы. Как выветривалось и все предыдущие разы.
Филинов закрыл глаза и откинулся на подголовник – видно, его нервировал вид проносящихся так близко деревьев.
«Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги…» – вспомнил Сагалович. На самом деле тайга не пела – она свистела под самым брюхом. Да и на море она не была похожа. Отдельные деревья на скорости сливались в сплошную ровную массу, которая скорей напоминала ровно подстриженный газон. «Ну, молодец Балаганский, идет как по линейке, – подумал Сагалович. – Только как он удерживает машину? Чуть сдвинул штурвал – и каюк, никакие дополнительные приборы не помогут… Да еще воздушные ямы, всякие завихрения…»
Додумать он не успел. Ан-24 влетел в странное черное облако, раздались удары по фюзеляжу, крыльям, самолет затрясся, как машина на кочках, от прозрачного диска пропеллера полетели черные клочки, и вдруг диск превратился в слабо вращающиеся лопасти, причем погнутые… Облако исчезло так же внезапно, как и появилось, но из двигателя повалил дым…
Сагалович прижал к груди чемоданчик.
– Ничего, ребята, Балаганский сядет! – попытался он успокоить оцепеневших спутников.
«Только бы связь сохранилась, сами мы отсюда не выберемся», – подумал Сагалович и надел шлемофон, чтобы слышать переговоры экипажа. Но то, что он услышал, не успокаивало. В кабине царила нервная атмосфера.
– Твою мать! – выругался Балаганский, безуспешно пытаясь вытянуть штурвал на себя и глядя на треснутое переднее стекло. – Птицы! Откуда столько?!
Завыла аварийная сирена, загорелась красная лампа: «Пожар мотогонд. прав. дв.». Командир машинально, как на учениях, отключил силовую установку и включил систему пожаротушения первой очереди. «На одном сядем!» – подумал он. Но левый двигатель тоже не тянул, только взбивал воздух согнутыми лопастями. Оставляя за собой шлейф дыма, Ан-24 неотвратимо терял высоту.
Сирена смолкла, сигнализируя, что пожар потушен. Но радоваться было нечему: скорость приближалась к критической, вот-вот самолет клюнет носом и войдет в смертельное пике…
– Вытягивайте, ребята, вытягивайте! – отчаянно крикнул Виктор.
Этот крик услышал Сагалович и понял, что дело совсем плохо. Так оно и было.
– Садимся прямо здесь, где получится! – процедил сквозь стиснутые зубы Петр Семенович.
– Как получится, так и садимся! – подтвердил команду Андрей.
Но как может получиться посадка в непроходимой тайге, которая словно огромными пиками целилась в беспомощный самолёт верхушками елей? Да никак!
На скорости двести пятьдесят километров в час Ан-24 врезался в «зеленое море тайги». С треском ломались толстенные деревья, отвалилось крыло, другое, отлетали и глубоко зарывались в заснеженную землю тяжеленные двигатели… Наконец, потерявший оперение фюзеляж пробился сквозь стволы, ветки и сучья и врезался в землю. Единственное, что успел сделать пилот высшей квалификации Балаганский, – выключить зажигание и работающий двигатель. Это предотвратило взрыв топлива и последующий пожар, но ни экипаж, ни пассажиров не спасло.
* * *
Передняя лыжа оказалась целой, просто она влетела под лежащее поперек дороги обугленное дерево, диаметром сантиметров десять. Если бы он не отвлекся на ворону, то успел бы остановиться… С трудом оттащив преграду, Василий вытолкал снегоход на ровное место и осмотрел его. Металлическая лыжа удар выдержала и даже не погнулась, так же, как и рама, немного помялся капот внизу, да, похоже, шкворень рулевого управления слегка погнулся: руль поворачивался без прежней легкости… Но ехать можно!
Он развернул вездеход и поехал обратно, не обращая внимания на продолжающих падать раненых ворон и усеивающие белый снег черные перья.
«Что теперь будет? Что будет?! – билась в сознании одна и та же мысль. – За самолет тюрьмой не отделаешься, это не браконьерские шкурки… За самолет расстреляют! Понаедут следователи, эксперты, они все раскрутят, найдут – и расстреляют!»
Он оцепенело жал на газ, на этот раз не глядя по сторонам. Он уже давно считал себя взрослым, но сейчас, как набедокуривший мальчишка, спешил к отцу, чтобы рассказать обо всем и получить спасительный совет.
Обратная дорога показалась совсем короткой. Казалось, он только уехал, а вот уже, поднимая за собой столб снежной пыли, на скорости подлетел к зимовью. На перекладине между деревьями висели два матраца, две подушки и две условно чистые простыни, на которых обычно спали, не раздеваясь. Дормидонт в шапке, стеганке, ватных штанах и обрезанных валенках стоял возле избушки, зажав под мышкой приклад карабина, так что ствол смотрел вниз, никому не угрожая, но в случае необходимости можно мгновенно вскинуть его и выстрелить – отец мастер на такие штучки.
Увидев его, Дормидонт привычно закинул карабин за спину.
– Что случилось? Забыл что-то?
– Я самолёт сбил, батя! – закричал Василий. Глаза у него были выпучены, лицо перекошено. – Так вышло, случайно… Что теперь будет?!
Дормидонт как-то подозрительно посмотрел на сына: не спьяну ли порет такую чушь? Но не похож он на пьяного, да и пить ему было нечего…
– Какой самолет? Как можно его сбить? Из чего? У тебя что, зенитка в тайге спрятана?
– Да нет! Я в ворон выстрелил, они взлетели, а тут самолет… Он низко летел! Очень низко! И прямо в стаю врезался… Там до сих пор всё перьями засыпано…
