– Не знаю. Иногда мне кажется, что я был здесь всегда. Но помню я себя здесь только около полутора лет.
– Но ты ведь слышал о «ходоках»?
– Истории я, конечно, слышал, – кивая, говорит он. – Поэтому ученикам велят не ходить на озеро, поэтому у школы такая зловещая репутация, и поэтому Хэллоуин тут отмечают, как нигде.
Он мягко улыбается, прижав руку к груди.
– Просто нас совершенно неправильно воспринимают.
Люси тоже улыбается в ответ, но тут вспоминает о самом кошмарном своем страхе, и вопрос вырывается сам собой:
– А ты когда-нибудь исчезал?
Он сочувственно морщится:
– Да, бывало пару раз, когда я еще только тут появился. Это было самое страшное. Но такого давно уже не происходило. – Он поворачивается к сидящему рядом второму парню. – С год, наверное уже, да, Алекс?
– По крайней мере, год, – соглашается Алекс.
– Правда? – Голос девушки звучит сипло от любопытства и сдерживаемой надежды.
– Мне кажется, это дело привычки, – пожимает плечами Генри.
Облегчение захлестывает ее с головой так быстро, что на секунду она теряет ощущение реальности. Ее взгляд вновь обращается к Алексу. В этом живом парне есть что-то завораживающее. Генри не слишком похож на человека, но в Алексе тоже есть нечто странное. Она ощущает странную тягу к нему. Конечно, это совсем по-другому, чем с Колином, но воздух вокруг Алекса не кажется пустым, как вокруг других людей. Пространство вокруг него, кажется, гипнотически вибрирует.
Кожа у него смуглая от солнца, но теперь, когда он совсем близко, девушка различает круги у него под глазами. И есть что-то еще – усталость, которая сквозит во всех его жестах, синяки, просвечивающие под кожей, скованность движений. Люси будто может видеть его насквозь, различая глубоко внутри нечто, что опустошает его, вытягивая из него силы.
– Люси, а где твой Подзащитный? – спрашивает Генри. И Люси заставляет себя вновь включиться в разговор. Она вглядывается в его лицо, пытаясь понять вопрос.
– Мой подзащитный?
Он улыбается.
– Прости. Так я думаю об Алексе. Я имел в виду – человек, ради которого ты вернулась?
– Это ты о Колине?
Рассмеявшись, Генри распрямляется, отряхивает руки о джинсы.
– Нам с тобой, наверное, лучше начать с самого начала, да?
Она прижимает ладони к щекам – рефлекторный жест, который явно остался с тех полузабытых времен, когда она была способна краснеть.
– Прости. Мне трудновато все это переварить. Я знала, что были и другие, видимо, до меня. Я просто не думала, что могу взаправду кого-то встретить.
– Ну, отчасти это потому, что ты здесь ради Колина. Думаю, это естественно для Хранителей не думать о ком-либо, кроме своего Подзащитного. Но подозреваю, что нас здесь полно. Мы – те ребята и девчонки, которых никто не помнит. О нас никто не вспоминает на встречах одноклассников. Даже я никогда раньше тебя не замечал.
Потому что он не смотрел, думает она.
Его слова повисают в воздухе, но Алекс и Генри продолжают наблюдать за ней с одинаковыми легкими терпеливыми улыбками на лицах. Она издает короткий смешок, вздыхает.
– Ты думаешь, мы – хранители?
– Да, думаю, – кивает Генри. – И кто мне скажет, что я не прав? Я вообще ничего не знал, когда попал сюда. Бродил без цели туда-сюда. Но когда я нашел Алекса, находиться рядом ощущалось не просто правильно, это было необходимо. Если я оставлял его одного, у меня появлялось ощущение, что я делаю что-то плохое.
– Да, – шепчет Люси, ощущая покалывание в самых кончиках пальцев.
– Не знаю, почему он нуждается во мне, может, потому, что он был болен, а я делаю его здоровым, или почему еще. Но теперь я чувствую, будто у меня, наконец, появилась цель, смысл, и в последнее время я с каждым днем чувствую себя сильнее. И ты только посмотри на него; ему тоже гораздо лучше. Это по глазам видно… Я знаю, что делаю то, ради чего здесь появился.
Люси вновь переводит взгляд на Алекса. Так вот что она видит в нем – его болезнь? Интересно, замечает ли это Генри? Когда она смотрит на Алекса, его состояние не кажется ей таким уж хорошим. И в глазах его нет ничего особенного. Ну, синие. А у нее – карие. Только не для Колина.
– Ты болен? – спрашивает она.
– Острый лимфобластный лейкоз, – спокойно отвечает Алекс, будто это что-то само собой разумеющееся. – Генри нашел меня в ту неделю, когда мне поставили диагноз. У меня сейчас ремиссия.
– Я очень рада за тебя, – кивает Люси. – Но – кто? Кто послал нас назад? Почему к Колину и Алексу?
Генри кладет ей руку на колено, и она замолкает.
– Задавать вопросы – только время терять. Я думал о том же целый год, каждый день. Уж поверь, никто не спустится с облака, чтобы вручить тебе разъяснительный буклет.
Люси становится завидно – у Генри столько уверенности, но, может быть, со временем ей удастся достигнуть того же. При мысли об этом ей становится радостно, но и немного грустно.
– А ты что-то помнишь о своей прежней жизни?
– Не особо много, – вздыхает Генри. – Мое имя. Знаю, что любил спорт, потому что сохранились какие-то картинки в голове: как я играю сам или смотрю. Но помимо таких вот обрывков – лицо, эмоция, образ, – нет практически ничего. Здесь мне ничего знакомым не кажется.
Люси вспоминает, как она очнулась на тропинке, и то инстинктивное чувство – знание: где нужно кого-то искать.
– Значит, ты тут никогда не учился?
– Не думаю, нет.
– Мы тут все альбомы выпускников перебрали, – добавляет Алекс.
– И ничего.
– Надо же. – Люси в задумчивости дергает себя за губу.
– Что «надо же»? – настораживается Генри, наклонившись, чтобы перехватить ее взгляд.
– Я здесь училась. И умерла тоже здесь. Колин нашел статью, и там говорится, что меня убили, у озера. Там-то я и проснулась. И я решила: это и есть то, что нас связывает, это объясняет, почему я пришла сюда ради него.
– Ох. Вау. – Глаза Генри расширяются. – Прости, пожалуйста, Люси.
– Но тогда в чем же связь? Почему мы оба оказались здесь? И почему не можем уйти?
Генри и Алекс смотрят друг на друга и молча трясут головами. Что-то не складывается. Люси втягивает руки в рукава. Нет, ей не холодно, но какое-то странное ощущение карабкается вверх по пальцам.
– Почему ты так уверен насчет Хранителей? Ты никогда не боялся того, что мы… плохие?
Взрыв смеха со стороны Генри застает ее врасплох. Люси даже отшатывается от него.
– Так ты думаешь, что вернулась, чтобы причинить ему вред? И как ты себе это представляешь?
