Свернувшись калачиком у него на груди, она просит прощения в ответ.
– В следующий раз мне хочется хотя бы прикоснуться к тебе, – говорит он ей в душистый затылок.
Она прижимается лицом к его плечу и просит прощения еще раз – беззвучно.
* * *
Как она и просила, он держится подальше от озера, от таинственных троп, ото льда. Снег все падает, и ему кажется, что он тоже погребен под сугробом. Каждой костью он чувствует его тяжесть; на ногах – будто цементные блоки. Но внутри у него все кипит. Колин с Люси ходят в школу, он работает в столовой по расписанию, и они проводят долгие ночи вместе, завернувшись в одеяла, обнявшись так тесно, что трудно сказать, где заканчивается один и начинается другой. Но это не то.
Он говорит ей, что это – как сбывшаяся мечта.
Говорит ей, что влюблен.
Просит не уходить никогда.
Но она уходит.
* * *
Когда он открывает глаза в серо-синем утреннем свете, воздух неподвижен. Нет привычного легкого мерцания рядом, ни призрачной тяжести у него груди. Он медленно садится, проводит рукой по вол осам и встает. Надевает первые попавшиеся чистые вещи. Не оглядывается назад, на пустую кровать.
Ему предстоят восемь часов занятий, и он не представляет, как сможет продержаться, постоянно ощущая в себе жажду отправиться ее искать, зная, что это бесполезно. Он просто не может думать о том, сколько ее не будет на этот раз. Дни? Недели? Или еще дольше? Думать о ней – все равно, что притрагиваться к синяку: в этом есть что-то завораживающее, даже приятное. И боль.
По дороге на работу он вспоминает, что сказал ей перед тем, как заснуть. «Не уходи». Ему кажется, что он уже тогда почувствовал, как она тает в его пальцах, как становится легче, когда она прижималась к нему, будто перо, подхваченное ветром.
Он сделал все, как она просила, и этого оказалось недостаточно.
На следующий день Колин уговаривает Джо пропустить школу. Они забрасывают велики в кузов его пикапа и отправляются к озеру, туда, где какие-то сорвиголовы на снегокатах оставили утрамбованные дорожки.
На пару часов ему почти удается забыть. Они катаются, несмотря на холод, пока он не чувствует, что весь взмок: он выматывает себя так, как давно уже не делал. Они преодолевают препятствия, совершают прыжки, и каждый по меньшей мере десять раз преодолевает импровизированный трамплин, который они соорудили из снега.
Колин балансирует на спинке скамейки у озера, когда Джей, наконец, задает вопрос, который – это Колину ясно – гложет его уже несколько часов:
– Что, опять она исчезла, да?
Колин приземляется, мягко скрипнув шинами по снегу, и поворачивается к Джею, щурясь от яркого солнца.
– Ага.
– Черт. Чувак, тебе не кажется, что она сбегает, чтобы где-то наширяться?
– Она не употребляет наркотики. – Колин свирепо косится на приятеля, потом опускает взгляд и смахивает с руля сухой лист. Обступившие их холмы хранят молчание, но завывает ветер вокруг, сдувает с сугробов снег, кружит и роняет обратно.
– Думаю, мне нужно кое-что тебе рассказать.
Джей пинает сугроб и ждет.
– В общем, Люси… Господи, не знаю даже, как начать.
Колин смеется над абсурдностью ситуации и задним числом ощущает прилив сострадания к Люси, вспомнив тот вечер, когда она рассказала ему правду, и свою реакцию. Но, Господи, ему просто необходимо кому-то рассказать. Он не знает, сможет ли продержаться еще хоть один день, пока тяжесть ее отсутствия давит целиком на его плечи.
– Она мертва, – в конце концов просто говорит он.
Ноги у Джея подгибаются, но он успевает ухватиться за спинку скамейки.
– Какого черта? И ты мне это говоришь вот так…
– Нет! Все не так. Я имею в виду, она всегда была мертва, Джей. Ну, не всегда. Но, по крайней мере, все время, пока мы знакомы.
Сузив глаза, Джей раздраженно бросает:
– Это не смешно.
Колин не отвечает; он продолжает смотреть вниз, на ботинки, медленно впитывающие снежную жижу, набравшуюся вокруг.
– Ты же видел, она другая.
– Ну да, другая. Ее адские ботинки, и то как она форму носит, чуть не задом наперед, и как она не смотрит ни на кого, кроме тебя. Не мертвая.
– Я знаю, это звучит безумно…
– Ты так думаешь? – Между ними плывут долгие секунды, а потом Джей добавляет: – Да ты это серьезно.
Колин твердо встречает его взгляд и кивает.
– Так она что? «Ходок»?
– Ну да, по сути.
– Но я же помог ей как-то пальто одеть. Я… – Джей замолкает, недоуменно моргая.
– Мы не все понимаем. Она познакомилась с другим призраком здесь, в школе, и он считает, что они вроде духов-хранителей или что-то в этом роде.
– Да ладно? – Джей потирает шею; он явно совершенно запутался.
– Ты просто послушай, ладно?
Джей кивает, и Колин, отломив с дерева веточку, начинает тыкать ею в снег, проделывая глубокие дырки рядом с задней шиной велосипеда.
– В тот день, когда я в озеро провалился, думаю, у меня был вроде как опыт пребывания вне тела. Я стоял прямо за тобой, видел, как ты с ума сходишь. Потом, не знаю даже почему, я пошел прочь, по тропинке. Я, типа, вообще не боялся и не из-за чего не тревожился. Впереди меня бежала Люси, и я крикнул ей остановиться. Она подумала, что я каким-то образом выбрался. Понимаешь, она меня видеть могла, хотя мое тело было с тобой, на льду. И Джей, я мог к ней прикоснуться. – Колину трудно сказать, верит ли Джей хоть чему-то, потому что лицо его бесстрастно словно маска. И Колин решает продолжать. – До того, как я провалился, и сейчас тоже… Я не могу… ее потрогать. То есть могу, но для нее это слишком сильные ощущения. А когда она меня трогает, этого никогда не достаточно.
Колин чувствует, как у него горят щеки: они с Джеем никогда не обсуждали между собой такие вещи в деталях.
– Прости, я понимаю, слишком много всего, но мне надо было выговориться.
– Да ладно, не напрягайся. То есть тут я вроде как твой должник. Я практически уверен, что ты не спал в тот раз, когда Келси на ночь оставалась…
– Не спал, – признается Колин, отмахиваясь от неловкого воспоминания. – Когда Люси меня касается, это просто с ума сводит, потому что этого всегда почти достаточно, чтобы почувствовать удовольствие, а потом все прерывается.
Он морщится, потирая шею:
– То есть мы не можем… Просто невозможно быть вместе вот так. Да дело даже не в этом. Дело в ней и в том, как все вокруг выглядело, когда я туда попал… Правда, Джей, это была самая потрясающая штука, какую я видел в жизни.