Наконец, Колин прочищает горло:
– Дот. – Голос у него такой, будто он наглотался толченого стекла. – Я не могу тебе этого пообещать.
– Я знала, что ты это скажешь, но, боюсь, пообещать все равно придется.
– Это не то, что ты думаешь. Я знаю, что делаю.
– Я не знаю, что мне думать, малыш. Все, что я знаю – это был не несчастный случай. Я не доверяю этой девушке.
Люси слышит шорох, и, кажется, Колин говорит что-то вроде: «Не плачь, пожалуйста».
– Ты стараешься убить себя? – спрашивает Дот.
– Что? Дот, нет. Нет. Я стараюсь помочь ей вернуться. И это действует. Она уже сильнее, и я…
– Хватит, Колин. Потому что это действительно тебя убьет. Ты же понимаешь это, правда? Трое место – здесь, а не там. Ты не можешь вернуть ее, малыш. Ты не должен умереть.
Люси чувствует, как ее сердце начинает стучать в такт писку монитора в его палате. Будто все те же часы тикают под кожей.
Минуты проходят.
Не заставляй меня бросать его. Не заставляй меня бросать его.
Она вспоминает его пальцы на своих руках, теплое облачко поцелуя на плече. Созвездие веснушек у него на носу, холодок кольца в его теплой нижней губе. Вспоминает их первое робкое прикосновение, и лихорадочные последние.
Она молча умоляет его не отпускать ее. Не обещать, никогда, – и ненавидит себя за это.
– Ладно, ладно, Дот. Не плачь. Пожалуйста. – он вздыхает, признавая свое поражение. – Обещаю, я больше не буду.
Тиканье прекращается, и Люси закрывает глаза, чувствуя, как расползается по швам.
– Обещаю, больше в озеро я не полезу.
Глава 34
Он
Колину кажется, что он спит уже не один день. Когда, наконец, он открывает глаза, ощущение такое, будто веки у него сделаны из наждачной бумаги. В комнате слишком светло: солнечные лучи прорываются в щель между занавесками, заливая ослепительным светом дальний конец кровати и его ноги под одеялом. На тумбочке – ваза с цветами, его спортивная сумка и небрежная стопка каких-то учебников – на диване.
– Ну, вот и мы, – говорит Дот, вставая со стула у двери. Она сует потрепанный томик в бумажной обложке к себе в сумку и идет к нему. Она кажется оживленной, веселой, и на один-единственный момент Колин почти не может вспомнить, почему.
– Я так понимаю, что тебе просто нужно было хорошенько выспаться, да? – Гладкая рука прикасается к его щеке, потом пытается хоть как-то пригладить ему волосы – такое знакомое движение.
– Сколько времени? – спрашивает он, морщась от звука собственного голоса.
Ему не сразу, но, опираясь на подушки, удается сесть немного повыше. Дот подносит к его губам пластиковую соломинку, и он пьет. Пустой желудок, бунтуя, сжимается. Комната покачивается, потом начинает вращаться.
– Около одиннадцати. А теперь ложись-ка ты обратно, – говорит она ему.
– Одиннадцать утра? – спрашивает он, удивленно распахнув глаза.
Она улыбается.
– Да, одиннадцать утра, пятница, восемнадцатое февраля.
Колин пытается вспомнить, какое, по его расчетам, сегодня должно быть число, и ощущает прилив тошноты, когда ему это удается. Он проспал два дня.
– Где Люси? – спрашивает он с колотящимся сердцем, и все вокруг окрашивает ужас.
– Не знаю, милый, – отвечает Дот, и облегчение на ее лице тает. – Не видела ее с того вечера, как они тебя сюда привезли.
* * *
Колина выписывают из больницы на следующий день. По пути обратно в школу Джо и Дот не слишком много разговаривают с ним – или между собой, – и долгое время тишину разбавляет только шорох шин по асфальту. Колин понятия не имеет, как развеять это странное напряжение, висящее в воздухе, но ясно, что сейчас не лучшее время излагать свою версию событий. Джо с Дот вряд ли поймут, что ему довелось испытать, даже если постараются. Колин практически уверен – теперь уже они оба считают, что он так или иначе стремится умереть, что он нарочно пытался причинить себе вред. Но он скорее рад, что Джо не задает ему вопросов; большинство людей не способно понять, насколько большая разница существует между стремлением к опасности и стремлением к смерти.
Когда Джо, наконец, открывает рот, разговор выходит коротким. Джо спрашивает, как он себя чувствует; сообщает, что еще несколько дней Колин в школу ходить не будет и что он поживет пока у него. Колин бубнит что-то в ответ в нужных местах. Он разочарован, но не удивлен.
Люси он не видел с тех пор, как его вытащили из воды, и у него нет особой надежды на то, что она ждет в общежитии. Или в школе, или в сарае. Каким-то образом он знает, что она снова исчезла. Будто он способен чувствовать ее отсутствие в каждой частице каждого предмета, мимо которого они проезжают. Деревья выглядят более голыми; воздух кажется более пустым.
Он закрывает глаза и представляет ее во тьме, за секунду до того, как она выныривает на поверхность. Он прямо видит ее на их тропинке под зеркальными небесами, и задумывается, смогла ли она пройти через ворота без него.
Сначала Колин говорит себе, что ему надо набраться терпения и ждать. Она не может исчезнуть надолго, только не сейчас. Поэтому он делает все, что ему говорят. Ходит в школу; с уроков идет прямо домой. Беседует с психологом по нескольку часов в день, потому, что Дот сказала: это для нее важно. Не влипает в неприятности. Ждет.
Но шторм всегда где-то рядом, собирает силы. Он чувствует, как буря все ширится, как ветер, что крадется над озером, словно ледяные пальцы, все сильнее стискивающие его легкие, пока он едва может дышать – и вот он уже места себе не находит: ему нужно ее найти.
Дни оборачиваются неделями, и лед на озере становится все тоньше. Ему все кажется, что он тонет – тает, уходит в воду вместе со льдом. Он изо всех сил старается, чтобы другие не заметили его состояния, старается не срываться ни на Дот, ни на Джо, которые в последнее время наблюдают за ним, как орлы. Колин гадает, что же такое они сказали Джею: он так перепуган, что немедленно обрывает любую дискуссию, ведущую к разговору об озере.
Три недели спустя после того, как он очнулся и обнаружил, что Люси нет, Колин понимает: больше не может сидеть, сложа руки. Он устраивает целое шоу – убирается у себя в комнате, делает уроки на кухне за столом у Дот и сам вызывается помочь ей с десертом.
Вечером, когда уже темнеет, Колин устраивается на диване рядом с Джо, тот поднимает бровь. Снаружи доносятся веселые крики – ребята возвращаются с уроков.
– Приятно видеть, что ты не сидишь без дела, – говорит Джо. Он отпивает из дымящейся кружки, аккуратно отставляет ее на столик со своей стороны.
– Мне и самому это приятно, – отвечает Колин, и несколько минут они сидят молча, Джо – погрузившись в вечернюю газету, а Колин – уставившись в телевизор.
