* * *
В тот день заглянули несколько клиентов. Конечно, на практике всё оказалось несколько сложнее, чем во время тренировки. Обслуживая первого покупателя, Магнус так разволновался, что вконец запутал ленточки. К счастью, мужчина оказался из терпеливых и дожидался с любезной улыбкой, памятуя о том, что я новенькая. А после моего фирменного движения запястьем и вовсе ушёл в приподнятом настроении. Я тщательно записывала все покупки в толстую амбарную тетрадь. Немного пролистав назад, обнаружила, что имя Индрика там встречается на каждой странице, а иногда и по нескольку раз. Похоже, лавку он посещал чаще, чем академию.
Вскоре появился и он сам и очень удивился, увидев меня.
– Ливи? А где… – Оглядевшись по сторонам и убедившись, что продавщица тут только одна, он шагнул к прилавку. – Не знал, что ты здесь работаешь. Ах да, лютики, совсем забыл!
– Первый рабочий день, – бодро кивнула я. – Тебе какой букет?
– Пришёл забрать готовые. Погляди, там должно быть записано.
Я сверилась с журналом, и действительно на его имя значились пятнадцать букетов цветобабочек. С виду они и впрямь похожи на рой пестрых бабочек, случайно опустившихся на длинные хрупкие стебли. Сходства добавляло трепетание лепестков. Увы, живут они тоже всего один день.
Передавая ему всю охапку, я не удержалась:
– Целых пятнадцать штук, да она просто счастливица!
Индрик и не подумал смутиться:
– Нет-нет, это всё разным. Ну, ещё увидимся. Ах да, это тебе. – И он протянул мне один букет, преподнеся его не менее элегантным жестом, чем профессор Гудинаф.
После его ухода, я полистала справочник цветов. Никогда бы не подумала, что разновидностей может быть столько! К концу первого раздела (из пятисот пяти) все свойства и характеристики перемешались в голове, и я отложила изучение до следующего досуга.
И всё это время, занимаясь делами лавки, я непрерывно обдумывала дальнейшую стратегию по поиску суженого, отметая один вариант за другим.
Озриэль заглянул, когда стемнело. Он уже почти не чихал, но нос оставался красным и распухшим. Через полчаса я подсчитала выручку, закрыла лавку и приняла приглашение прогуляться.
На улице уже зажгли фонари, и дневная суета уступила место вечерней степенности. В свете газовых рожков витрины отсвечивали бледно-зеленым, выкрашивая в этот оттенок прогуливающиеся парочки.
– Больше не сталкивался с Марсием?
– Неа, думаю, ему было не до меня – надышался сильнее.
– Прости, ты, наверное, пропустил все занятия… – Я хлопнула себя по лбу: – И поэтику тоже!
– Поэтики сегодня не было, – вздохнул Озриэль. – В кои-то веки нашлась уважительная причина, чтобы пропустить, а её отменили!
– Почему?
– Ливи, когда отменяют занятие, тем более впервые за шестьдесят лет, никто не спрашивает «почему». Все просто ловят момент.
– А что насчёт истории волшебного народа, удалось уладить недоразумение?
Озриэль кинул на меня быстрый взгляд:
– Не совсем, но от наказания меня освободили. Благодаря тебе, кстати.
– Мне?
– Ага, профессор посчитала «вспышку безостановочного чиха» достаточной карой свыше. Произошедшее списали на чью-то неудачную шутку с заклятием, обещали разобраться. Но, уверен, Марсий сделает всё, чтобы история не выплыла на свет. Он в ней явно не сверкает доспехами.
– Это уж точно! А по поводу дебоша ты…
– Давай заглянем в «Наглую куропатку», не возражаешь? Кто-то обещал мне чашку шоколада.
– Давай, но сперва заскочим в ломбард.
Какая удача, что в лавке мадам Гортензии поденная оплата за цветочасы! Я выкупила гребешок, и мы двинулись к центральной площади.
По пути вернулись к обсуждению моей проблемы и вскоре увлеклись: строили планы, выдвигали версии, обдумывали самые разные ходы. Предложения становились одно другого невообразимей. Через некоторое время я поймала себя на том, что намеренно предлагаю несуразные варианты, потому что мне нравится смешить Озриэля. Да и от его задумок уже кололо в боку. Чего стоила только идея наложить на одежду принцев щекочущее заклинание и подождать, пока те начнут от неё избавляться прямо на лекции – и все темные метки сразу как на ладони. Сообразив, что наше поведение нелепо и мы никак не приближаемся к решению задачи, я одернула себя. Однако последнее соображение ифрита натолкнуло меня на мысль:
– Озриэль, а где-нибудь в академии хранятся данные о принцах? Я имею в виду описание особых примет. Вы при поступлении заполняли какие-нибудь анкеты?
– Мы много опросников заполняли, но где они сейчас – понятия не имею. Наверняка нужны были администрации просто для отчетности. Только ни в одном из них нам не предлагалось описывать пятна на теле.
– Да уж, вряд ли ректора и профессоров интересуют такие подробности, – задумчиво протянула я и тут же загорелась: – Зато знаю тех, кого они обычно интересуют!
– И кого же? – удивился ифрит.
– Лекарш, знахарок, целителей!
У нашего королевского лейб-медика на каждого пациента имеется досье с самым скрупулезным описанием.
Озриэль резко остановился:
– Шикарная мысль! – восхитился он. – Если в Принсфорде и есть медицинский архив, то он находится в лекарской башне. Мы могли бы попробовать пробраться туда завтра утром и поискать документы. До десяти там никого не бывает.
– А ключи?
– У дежурного студента. Беру его на себя.
– И я буду в плаще, поэтому, если нас кто-то застанет, всегда можно сказать, что у Гарта, – я представила полуогра, – разболелась голова.
– Лучше кулаки, – усмехнулся Озриэль. – Так выйдет правдоподобнее.
Мы подошли к центральной площади. Лунный свет ещё больше подчеркивал величие принцев-основателей. Я удивленно указала на фонтан:
– Гляди, что это там с глазом Глюттона Медоречивого, почему он горит красным?
– А, ну в темноте он всегда такой. По легенде, вместо глаза у него волшебный камень, древний, как сам мир. Если положить его под язык, можно увидеть будущее.
– Это правда?
– Ливи! – изумился Озриэль. – Это невозможно проверить!
– Почему?
– Ээ, потому, что никто не решится сосать глаз основателя факультета, даже ради того, чтобы узнать своё будущее.
– Да? Ясно.
Около минуты прошло в молчании.
– Я пытался, – сознался Озриэль, – ещё в самом начале. Но не смог его выковырнуть.
Мы переглянулись и одновременно расхохотались.
– А давай попробуем как-нибудь вместе? – предложила я. – Может, он чего толкового по моему делу скажет?
