— Да! — крикнула я, глядя на нее.
Я знала, что она имеет какое-то отношение к Питеру. Но какое точно, не могла вспомнить. Но все-таки понимала, что она очень важна для моих родителей.
Я помчалась по коридору, схватила ее обеими руками и принялась отдирать от стены.
— Что ты делаешь! — раздался гневный голос. — Не трожь!
— Убирайся из этого дома!
Мама и папа ворвались в коридор с красными от ярости лицами.
— Она здесь! — крикнул папа вниз. — Мы задержим ее в коридоре!
Я лихорадочно пыталась отцепить проволоку, на которой висела фотография.
— Что вы хотите украсть, девушка? — строго спросила мама. — Оставьте в покое эту вещь!
— Вы с ума сошли? Что вы тут вытворяете? — крикнул папа.
Он схватил меня за руку.
— Убирайтесь отсюда. Полиция уже в доме. Высокий светловолосый полицейский уже шел к
нам по коридору.
— Вот она! — крикнула ему мама, указывая на меня. — Она сумасшедшая! Сумасшедшая! Она ворвалась в дом и… и…
Полицейский грозно надвигался на меня.
— Попрошу вас следовать за мной, — мягко сказал он, холодно блеснув голубыми глазами.
И он уже протянул руку, чтобы схватить меня. Я сдернула наконец фотографию с гвоздя. Мои руки так тряслись, что я едва ее не выронила. Я повернулась и высоко подняла фото. Я показала его моим родителям и прокричала:
— «ТЕПЕРЬ ТЕДДИ УВИДИТ, КАКОЙ Я УМНЫЙ!»
Глава XXVII
И ШУТКИ У ТЕБЯ ДУРАЦКИЕ!
Мама и папа застыли на месте. Они стояли словно статуи, и это впечатление нарушалось лишь их открытыми ртами. «Вспомнят или нет?» — спрашивала я себя. Я так сильно вцепилась в рамку, словно это была для меня единственная связь с жизнью… со всем, что мне дорого.
Вспомнят или нет?
Нет.
Они не помнят.
Они просто стоят. Смотрят на фотографию. Смотрят на меня как на сумасшедшую. Нет… нет…
И тут я увидела, как по отцовской щеке скатилась одна-единственная слезинка. Мама вскрикнула. И на ее глазах заблестели слезы.
— Питер… — прошептала она.
— Питер… — эхом отозвался отец. Он всмотрелся в меня изо всех сил. — Даниэлла!
Он вспомнил!
— Ох, Даниэлла! — воскликнул он, и его голос дрогнул. — Я так виноват! Прости меня!
И тогда мы все втроем обнялись, заливаясь слезами.
— Вы вспомнили! — рыдала я, все еще крепко сжимая фотографию. — Вы нас вспомнили!
— Даниэлла, пожалуйста — прости нас! — всхлипнула мама, прижимаясь ко мне мокрой от слез щекой.
Полицейский потряс головой.
— Что тут происходит? — резко спросил он. — Так вы знаете эту девочку?
— Да, — ответил ему отец. — Она наша дочь. Тут такое дело, командир… В общем, все нормально.
— Так она… она, выходит, не воровка?
— Нет, — сказал папа. — Вы можете идти. Извините за беспокойство. Мы совершили ужасную ошибку.
Полицейский направился прочь, что-то ворча и качая головой.
— Питер! — выкрикнула я. — Нам надо торопиться. Мы должны выручить Питера.
Я провела родителей в подвал.
— Он… он в маленькой задней комнате, — сообщила я им.
Увы, закуток оказался пуст. Голый цементный пол. Каменные стены. Никакого люка. Никакой щели, которая вела бы в бесконечную черную яму.
Мы пришли слишком поздно, поняла я. Он ушел.
Мама и папа с ужасом смотрели на меня.
— Где же он? — прошептала мама. — Ты сказала…
— Ушел, — пробормотала я. — Потерян навсегда.
Я не могла этого вынести. Я была готова взорваться от отчаяния.
Наконец я сообразила, что со мной по-прежнему находится фотография медведя в очках. Я привстала на цыпочки и подняла ее как можно выше.
— Питер, мы помним тебя! — закричала я. — Мы помним тебя! Мы помним тебя!
Молчание.
Самое долгое молчание в моей жизни. А потом пол сотрясся, и я услышала низкий грохочущий звук.
Грохот превратился в громкий стон. По полу пробежала трещина, кусок его стал подниматься… выше… выше… И вот люк медленно и тяжело открылся.
Мы все ахнули, когда к нам шагнул Питер.
— Мы помним тебя! — крикнула я. — Мы помним!
Оболочка из густой слизи спадала с его тела; она отваливалась крупными кусками, падала на пол и медленно таяла.
Питер шагнул к нам, моргая, разминая руки и ноги, потягиваясь.
А потом мы обнимались. Радовались. Праздновали самое великолепное воссоединение семьи в истории!
* * *
Потом я сидела в комнате моего брата и помогала ему распаковывать какие-то картонки и расставлять вещи по местам. Как приятно было делать что-то полезное, что-то нормальное!
Я непрестанно бросала взгляд на фотографию плюшевого медведя в маленьких очках. Мы поставили ее на комод. Медведь улыбался нам оттуда, словно и он был счастлив оттого, что про него вспомнили.
— Расскажи мне еще раз, как ты меня гипнотизировала, — попросил брат, складывая на полку стопки книжек-комиксов.
— Я не гипнотизировала тебя, — ответила я. — Мне только казалось, что я это сделала. Я думала, что все произошло по моей вине. Но это оказалось не так. Виной было зло, таившееся в этом доме. Но мы одержали победу над домом. Слава богу, мы победили!
Питер немного подумал.
— Я вот только не понимаю… — начал он. Но мама прервала его, крикнув нам снизу:
— Эдди пришла!
Я отложила картонку и поспешила вниз навстречу своей верной подруге.
— Привет! Я так рада тебя видеть! Она засмеялась.
— Ну… Я тоже рада!
Я отвела ее в гостиную.
— Наша жизнь вернулась в нормальное русло, — сообщила я ей. — Мой брат в полном порядке, с ним все прекрасно. И я тоже поправилась. И все просто великолепно! Я так счастлива!
Эдди облегченно вздохнула и засмеялась.
— Я так рада это слышать, Бриттани. Я так беспокоилась о тебе.
Я уставилась на нее, ничего не понимая.
— Что-что? Как ты меня назвала?
— Бриттани, конечно.
Мой брат заглянул в дверь гостиной.
— Привет, Эдди. Что происходит? Она с усмешкой поглядела на него.
— Что с тобой, Крэг?
Я ахнула и схватила Эдди за плечо.
