– Что с тобой? – спросил он, прикидывая шансы Чурсина дотянуть до утра. Выглядел он до того паршиво, что Егор уже всерьез планировал искать попутку и везти киллера в больницу.
– Легкое гниет, я ж после ранения толком не лечился, а потом денег не было, – сипло сказал Федерат. Он лег на спину, глядел в небо и говорил точно сам с собой, медленно и тихо, точно сказку плел, выдумывая на ходу.
– А влетел так, что и вспомнить смешно – в самоволку ушли, за чачей. – Чурсин криво улыбнулся. – В селе мужик один обалденную самогонку гнал, к нему только очередь не стояла. У приятеля сын родился, нас командир ради такого случая отпустил, мы к этому деду ввалились, взяли, как положено, тут же выпили, закусили. Выходим – а по нам очередь от ворот, приятеля насмерть, я в госпитале в себя пришел. Оказывается, фэйсы прикатили за бухлом и приняли нас за боевиков. Но дело потом замяли, им звезды поотрывали, вдове приятеля государство пенсию платит, а меня после госпиталя комиссовали. Санаторий предлагали, но я отказался…
Со стороны подворья раздался приглушенный расстоянием крик, негромко ухнули колокола, потом все стихло. Федерат сел, опираясь руками на траву, повернулся туда, всмотрелся в темноту.
– Пошли. – Егор потянул его за ворот. – Валим, говорю.
А сам сжимал в кармане мобильник, прикидывая: сейчас звонить или подождать, огорчить Влада сейчас или подождать до рассвета? Но ведь она на то и ночь, что во тьме все кошки серы, и кто знает, как оно обернется, а рисковать Егор не мог. Он дотащил слабевшего на глазах Чурсина до бытовки, сбил замок с двери, огляделся внутри, втолкнул Федерата в душный темный вагончик и сел на ящик у двери. Федерат устроился напротив, на груде мешков, лег на бок и прикрыл глаза. Колокол ударил еще раз, от звона пробрало так, что по спине побежали мурашки. Федерат шептал что-то себе под нос, потом умолк, и стало так тихо, что с трассы доносился шум двигателей и гудки сигналов. И еще где-то далеко внизу волны плескались о песчаный берег да негромко кричали птицы. Федерат не шевелился, закрыл глаза, но Егор чувствовал, что тот не спит. Он и сам гнал сонливость, ворочался на ящике, пару раз прошелся по бытовке, остановился рядом с мешками, спросил:
– Почему именно женский монастырь?
Спросил просто, чтобы не молчать, тишина сделалась невыносимой. От нараставшего напряжения Егор места себе не находил, то и дело глядел на часы, но прошло всего сорок минут. А сидеть им тут еще часа три, пока не рассветет, хорошо, что сейчас лето, и светает рано.
– А куда взяли, там и прижился, – не открывая глаза, отозвался Чурсин, – не до жиру, как говорится. Орехов же меня без жилья оставил, бомжем сделал. Я после дембеля сначала с одной женщиной жил, потом с другой, но расстались. Я и егерем работал, и сторожем, пофиг, лишь бы жилье было.
Он глянул на Егора, и тому стало не по себе – перед ним был молодой, полный сил и опасный человек, от него можно ждать чего угодно. Отошел на всякий случай, посмотрел на Чурсина и понял – показалось. Это лунный свет, что падал через мутное окошко, так причудливо омолодил убийцу, точно добавил ему жизни, но оказался лишь игрой теней.
– На Север вербоваться хотел, но по здоровью не взяли, – говорил меж тем Федерат. – И тут меня очередная подружка выперла, нового кавалера себе нашла, помоложе. Я ушел, неделю по вокзалам кантовался, уж хотел драку затеять и сесть года на три за телесные средней степени тяжести…
– За убийство пожизненное дают, у нас гуманное государство, – не сдержался и съязвил Егор. Федерат усмехнулся:
– Сколько мне той жизни осталось… И сам говоришь, что хоронят в общей яме, под номером вместо имени. А я как чужую могилу, куда бабку мою безымянной зарыли, увидел, так перевернулось во мне что-то: боюсь, веришь, что и памяти по мне не останется. А так хоть что-то, имя и две даты под фотографией. Разве я много прошу? А у сестер мне хорошо было…
– Кто бы сомневался…
– Дурак ты. Среди сестер и настоящие есть, истинно верят, а не как все, но я с ними мало общался, с собаками в основном. Щенки нынче в цене, но женщине с такой псиной не совладать, тут мужская рука нужна. Мы и жили, друг другу не мешали: работали, молились. А ты звони своему человечку, звони, скажи, чтоб сюда ехал, дорожка неблизкая, аккурат к утру доберется.
И снова прикрыл глаза, перевернулся на спину и точно задремал, не обращая внимания на Егора. Тот вернулся на свой ящик, посидел с минуту и включил мобильник. Потом глянул на часы – половина второго ночи, отличное время. И набрал Юркин номер, подобрался, услышав сначала гудок, а потом тишину в трубке.
– Юр, привет, – тихо сказал он, поглядывая на спящего Федерата, – звони Орехову, скажи, я все сделал…
– Привет, Егор. У тебя все в порядке?
Он оторопел, глядел в стенку перед собой и никак не мог сообразить, что сделал не так – ему ответила Вика. Говорила спокойно, ничуть не сонным голосом, она будто ждала его звонка и держала телефон поблизости, чтоб схватить его, лишь он зазвонит. Но набрал-то он Юрку или ошибся? А Вика зачем включила телефон, ведь просили ее этого не делать. Но у нее нет телефона, Дуська терпеть не может звонков, и Вика частенько оставляла мобильник в машине, и в «Астре» она точно оказалась без «трубки»…
– Я слушаю, – донеслось из трубки, и Егор сжал рукоять «стечкина» под курткой. Прикусил губу и крыл себя последними словами – его снова опередили, он снова пропустил удар. А Влад уже откровенно издевался:
– Вот так, Егор, и так бывает. Признайся, что ты проиграл и проваливай, ты мне не нужен. Все твое теперь и так стало моим, а ты катись, как договаривались…
– Еще срок не вышел, – оборвал Влада Егор, – не спеши, а то успеешь. У меня еще два дня.
– Да пожалуйста, – рассмеялся Орехов, – не вопрос, я подожду.
Егор глянул на Чурсина, сжавшегося в комок на мешках, приоткрыл дверь и вдохнул холодный воздух с запахами воды и свежей травы. Набрал полную грудь, выдохнул короткими порциями и сказал:
– Я ждать не могу, Влад. Я нашел убийцу твоего отца, забирай. Приезжай к мосту, на площадку, где подворье монастырское, тут и поговорим. И все мое с собой привози, или разговора не будет.
Улыбнулся, услышав из трубки короткие гудки, закрыл дверь.
– Правильно, – отозвался с мешков Федерат, – пусть теперь он помучается, а ты спи, я разбужу, когда рассветет.
Егор не ответил, сел на ящик, привалился спиной к стене и не сомкнул глаз до рассвета, пока мутный лунный свет не сменился хрустальным солнечным, пока не закричали в лесополосе птицы, а совсем близко послышался гул двигателей – сюда ехали машины.
Две, как оказалось через несколько минут, внедорожник и та самая «бэха», она ползла по мокрому песку, оставляя за собой глубокую колею. Обе машины чуть ли не до крыши покрывала грязь, дворники размазывали ее по стеклам, и Егор, как ни старался, не смог разглядеть ни водителей, ни пассажиров.
– Пошли. – Егор вернулся в бытовку, сдернул Федерата с мешков и вытащил его наружу, заломил ему руки и держал перед собой. Тот не сопротивлялся, негромко кашлял и смотрел на приближавшийся кортеж.
