– Значит, у мальчика невроз, его надо школьному психологу показать.
– Ясно, – вздохнула Манька, – я так и думала, что он дебил, просто не знала, как это слово вежливо называется. Теперь вот знаю – невроз!
Далее из письма Лильки следовало, что новая ее любовь зовется именем Пауль и является гражданином Ливана шоколадного цвета.
Тут мама поперхнулась, еще раз перечитала эти строки, повертела в руках листок и убрала его в карман.
– Странно. Не помню я этого письма. Надо найти старый блокнот и позвонить Лильке. Чует мое сердце, наворотила она делов!
– Теть-Надь, а что такое «гражданина Ливана шоколадного цвета»? – встрепенулась Манька. – Что-то матерное, да?
– Нет, конечно. Видимо, Пауль был мулатом. Шоколадный – это очень-очень смуглый.
– Смуглее Джима?
– Какого Джима?
– Беглого раба Джима из «Приключений Гекльберри Финна»!
Тут мама расхохоталась, чмокнула Маньку в щечку и сказала, что с нею точно не соскучишься. А Манька принялась прыгать вокруг и приговаривать, что она вообще моторчик счастья, потому что ее так папа называет.
– Миша! Деньги! – встрепенулась мама, и мы опять принялись ковыряться в книгах.
К приходу папы мы успели переворошить всю домашнюю библиотеку.
– Ну как? – заглянул он в кабинет.
– Никак, денег мы не нашли.
– Только письмо, – закручинилась Гаянэ, – от разданина соколадного цвета.
– Какой такой разданин? – напрягся папа.
– Который съел весь мел!
– Наша деточка – неоценимый источник достоверной информации, – засмеялась мама и погладила Гаянэ по кудряшкам.
А вечером к нам приехали дядя Миша и Ба и принялись ставить следственный эксперимент.
Сначала дядя Миша ложился на диван, потом вставал, шел в кабинет, упирался в пианино и начинал отчаянно махать руками перед верхней полкой.
– Юрик, я тебе точно говорю, маршрут именно такой! Деньги я спрятал тут!
– Ну спрятал и спрятал. Когда-нибудь обязательно найдутся, чего ты волнуешься, – говорил папа.
Но дядя Миша никак не успокаивался, ходил туда-сюда, что-то бубнил себе под нос, а потом предложил снова напиться, мол, если он напьется, то на автопилоте придет к нужному месту и мигом найдет деньги.
Но тут Ба жестко предупредила, что если дядя Миша еще раз напьется, она навсегда сломает ему автопилот.
– Или иди и «пилоть» где-нибудь в других широтах, подальше от меня, чтобы я ненароком не прибила тебя, – кипятилась она.
Вот.
К счастью, деньги нашлись очень быстро.
На следующий день у нас гостили мамины подруги тетя Джемма, тетя Ася и тетя Лаура. Они какое-то время кофейничали в гостиной, а потом перешли в кабинет, чтобы под мамин аккомпанемент исполнить свои любимые романсы.
Мама села за фортепиано, взяла аккорд и тут же обнаружила, что «до» второй октавы подозрительным образом фальшивит и зависает.
– Что же такое случилось с инструментом? – удивилась она, подняла крышку и обнаружила между струнами злосчастные деньги.
Хорошие новости тоже имеют крылья. Поэтому чрез полчаса дядя Миша опять ставил у нас следственный эксперимент.
– Смотрите сюда, – объяснял он, – вот я ложусь на диван, видите, что я лежу?
– Видим, – хором соглашались мы.
– А теперь я встаю и иду в кабинет. Так. Упираюсь в пианино, достаю с верхней полки книгу, хочу спрятать деньги, но вдруг передумываю. Ставлю книгу на полку, открываю крышку инструмента и прячу деньги между струнами. Гениальный ход! Только почему он у меня вылетел из головы – этого я никак не пойму.
– Может, потому, что ты был… хмхм… несколько подшофе? – предположила мама.
– Не исключено, но вряд ли, – частично пошел на уступки дядя Миша.
– Ну и ладно, главное – деньги нашлись, – примирительно заключила мама. – А теперь я их уберу к себе в сумочку, и уж оттуда они никуда не денутся!
Вы скажете – ну что же тут такого? В конце концов, все очень удачно сложилось – деньги нашлись, а папе купили новое пальто.
Конечно, все так, да не совсем. Пальто папе действительно купили, хорошее, импортное, очень солидное. За сто десять бешеных рублей, и это еще со скидкой в десять рублей, которую великодушно сделал нам фарцовщик Тевос.
Зато сдачу папа не преминул потратить в своей очаровательной манере.
– Жена, смотри, что я купил! – гордо развернул он твердую упаковочную бумагу.
Мы в ужасе отпрянули – из свертка на нас глядела страшенная черная голова с торчащими зубами и завитушками вокруг плоского лица.
– Это догонская
[22]
маска. Повесим ее в гостиной, и она своим видом будет облагораживать нашу квартиру!
– Кхм, – только и смогла выговорить мама.
– Ыыыыы, – заплакала Гаянэ, – я эту маску боюсь и никогда на нее смотреть не буду!
– Да и я, если честно, ее побаиваюсь, – признался папа. – В «Сувенирах» выкинули, вот я и взял, пока очередь не набежала.
– Может, заберешь ее к себе на работу? – предложила мама. – А то дети пугаются.
– В этом доме хоть что-нибудь может быть по моему вкусу?! – вызверился папа. – Самовар угробили и маску повесить не дают!
– Можно подумать, самовар не ты угробил!
– Сейчас и маску угроблю!
– Ладно-ладно, – примирительно замахала руками мама, – вешай ее куда хочешь, я тебе слова не скажу.
А дальше началась эпопея «папа Поджер вешает маску». И если изуродованную стену мы легко и просто прикрыли Каринкиным смелым натюрмортом «Малина, лопата и кочан капусты», то маске повезло меньше – на следующий день она сорвалась со стены, и соседка тетя Маруся снова прибежала с вытаращенными глазами узнавать, что теперь папа грохнул об пол.
Папа погоревал-погоревал, собрал осколки маски, склеил их дорогущим стоматологическим клеем и повесил у себя в кабинете – на устрашение истеричным пациенткам.
А пальто он той же зимой потерял. Поехал в Ереван на очередную конференцию, ходил по разным аудиториям с пальто на плечах, вспотел, оставил его в каком-то кабинете и забыл, где. Потом обегал весь институт, а пальто так и не нашел. Видимо, кто-то расторопный прибрал его к рукам. И папа вернулся из Еревана в старом рыбацком плаще своего друга Роберта, злой, как сто тысяч ос, и устроил маме скандал на тему: «Вот если бы не ты, то у меня была бы удочка с прибамбасами. А теперь ни пальто, ни удочки, ни прибамбасов!»
– Зато у тебя есть догонская маска с торчащими зубами, забыл? – съязвила мама. – По крайней мере, ты можешь облагораживаться ей!
