– Мы будем себя хорошо вести!
– Мам, ну чего ты детей пугаешь? – встрял дядя Миша.
– Не мешай мне их воспитывать! – рассердилась Ба.
Минут через двадцать появился папа.
– Ну что? – подбежали мы к нему.
– Все в порядке, ни трещинки, ни растяжки.
– Уф, какое счастье, – вздохнула с облегчением Ба, – а где же Маня?
– Она сидит в моем кабинете и требует, чтобы я ей зуб запломбировал. Или вырвал на худой конец, – засмеялся папа.
– Убью, – выдохнула Ба и ринулась к проходу в больницу.
– Дома! – крикнул дядя Миша и припустил за Ба.
Потом мы заехали к нам домой, и мама накормила нас хашламой.
– Ай, Надя, – щедро посолила свой обед Ба, – я когда-нибудь протяну ноги из-за ее выходок.
– Тетя Роза, все будет в порядке, – отобрала у нее солонку мама.
– Да? – Ба взяла перечницу и обильно поперчила обед. – Она меня до могилы доведет, я тебе говорю!
– Надя, убери перечницу со стола, – сказал папа.
– Да-да-да, – попробовала Ба обед, – можно и соль убрать, Надя, ты пересолила и переперчила хашламу, ее есть невозможно!
Потом все Манино семейство сходило к нам в туалет, потому что сантехник дядя Володя обещал быть только вечером.
А вечером пришел дядя Володя.
– Роза, только ради тебя я вышел в свой выходной! – сказал он вместо приветствия.
– А я слышала, что ты с утра у Антонянов был, – встала руки в боки Ба.
– Был, – не стал отпираться дядя Володя, – только Антоняну я никак не мог отказать, он же мой непосредственный начальник! Ну и тебе не смог отказать. Побоялся.
Потом дядя Володя зашел в туалет и сказал:
– Я… маму вашего хозяина… что это такое вы тут накакали?
– Это не накакали, это тесто, неужели не видно? – рассердилась Ба.
– Роза, тебе больше негде было тесто замесить, пусть бог тебе даст удачу?
– Валод! – выбесилась Ба. – Проблема не в тесте, там в трубе поварешка застряла!
– Хэх, – крякнул дядя Володя и полез в унитаз, – столько лет работаю сантехником, ни разу еще поварешку из туалета не доставал.
– Переживи как-нибудь молча свою премьеру, – пробухтела Ба.
Когда дядя Володя вытащил, наконец, поварешку и засобирался домой, Ба взяла его за локоть:
– Владимир Оганесович, – проникновенно зашептала она, – я надеюсь, вся эта история останется между нами?
– Обижаешь, Роза Иосифовна, – громко сглотнул дядя Володя.
– Иди, – смилостивилась Ба.
И сантехник ушел в темноту, унося с собой сумбур своих мыслей.
«Интересно, что они хранят в холодильнике, если в туалет ходят с половником», – лихорадочно соображал он.
Мане, конечно, потом влетело. За все – и за тесто, и за поварешку, и за сломанный зонт, и за позор, который пришлось пережить Ба перед сантехником.
Ба выпросила в больнице рентгеновские снимки Мани и развесила их по стенам ее комнаты. Для устрашения.
– Бааааа, – ныла Манюня, – это что, мой череп? Не хочуууууу!!!!!!!!!
– Это твой пустой череп! – ругалась Ба.
Все две недели до поездки в Адлер снимки провисели в Маниной комнате. Сначала Маня пугалась, потом свыклась с ними и стала водить нас на экскурсию к себе.
– Это мой пустой череп, – гордо тыкала она в снимок пальцем.
– А это чивой?
– А это таз.
– Совсем не похож, – удивлялись мы, – таз он такой, круглый, с ручками. Бывает эмалированный.
– Хм. Не знаю, – приглядывалась к снимку Манюня, – может, и эмалированный. Но точно не круглый. Скорее…
– Скорее чего?
– Слово забыла. Скорее… скорее…
– Ну! – поторопили мы ее.
– Веснушчатый, во! – наконец вспомнила слово Маня. – Точно, у меня веснушчатый таз.
– С чего ты это взяла?
– А ни с чего. Просто слово мне нравится, – ответила Маня и любовно погладила снимок.
Глава 26
Манюня едет в Адлер, часть вторая из трех, или Салют над курортным городом
Мама крепко пожалела, что проболталась нам про поездку на море.
– Кто меня за язык тянул, – причитала она каждый раз, когда мы приходили к ней с очередной идеей, что еще нам жизненно необходимо взять с собой в Адлер.
Каринка отказывалась лететь на море без нового зимнего пальто.
– Отдыхать без пальто я не собираюсь! – упиралась она.
Новое пальто Каринки было предметом всеобщей зависти. Особенно не давали нам покоя простеганная затейливым узором атласная подкладка, серебристые круглые пуговицы и отороченный мехом капюшон. Пальто прислала мамина троюродная сестра тетя Варя. Она заметила его в универмаге, в груде зимней одежды, которую вот-вот собирались унести на склад.
– Кому-нибудь из Надиных девочек должно подойти, – рассудила тетя Варя и вцепилась в пальто мертвой хваткой. Но за секунду до нее в пальто вцепилась другая тетенька.
– Я первая заметила, – завизжала та на весь универмаг, – и не хватайте меня за руки, у меня маникюр!
– А у моей сестры четыре дочери, – перекричала ее тетя Варя и вырвала пальто. Вместе с маникюром тетеньки.
«Надюша, милая, – писала она в сопроводительном письме, – надеюсь, кому-нибудь из девочек обязательно подойдет этот воистину трофей».
Воистину трофей, к нашему горю, подошел Каринке. Она тут же его надела и ходила так по дому до позднего вечера. Никакие увещевания и уговоры его снять не возымели на Каринку ни малейшего действия.
– Мне не жарко, мне даже холодно, – приговаривала она.
Мы с Манькой ходили следом и тыкали пальцами в меховой капюшон.
– Мягонький! – захлебывались мы от восторга.
– Отстаньте, – ругалась Каринка, – вы мне пальто испортите!
– Просто потрогать, – ныли мы.
– Пять копеек стоит один раз потрогать, – рявкнула сестра.
– Ого, далеко пойдешь, – засмеялся папа.
– Ну, Америка же далеко, – не дрогнула Каринка.
Перед сном она с большим скандалом сняла с себя пальто, положила его в постель, накрыла одеялом и легла рядом так, чтобы заслонить его от нас спиной.
Стерегла долго, пока мы с Манькой не заснули.
– Фух, ну наконец-то, – с облегчением подумала Каринка и провалилась в сон. О шестилетней Гаянэ она почему-то не подумала. А подрастающее поколение, скажу я вам, ничем не уступало таким корифеям разрушительного дела, как мы, и только до поры до времени прикидывалось овечкой.
