– У нас дома есть набор кухонных ножей, – задумчиво протянула я.
– И набор швейных принадлежностей, коробочка такая с нитками и иголками, – напомнила мне Маня.
– Ага.
Мы еще несколько раз перечитали объявление.
– Мань, а давай спросим эту Анну Рштуни, а? Она уж точно знает, что такое набор девочек, – предложила я.
– Давай.
Мы оставили нотные папки и Манину скрипку в раздевалке, зашли в первый попавшийся кабинет и спросили у отчаянно стрекочущей на пишущей машинке девушки, где тут можно найти Анну Рштуни. Девушка смерила нас недоверчивым взглядом, особенно долго разглядывала Манину шапку. Потом хмыкнула.
– Вы пришли записываться на танцы?
– Аха, – обрадовались мы. Теперь понятно, что означает выражение «набор девочек»!
– Пойдемте.
Она повела нас на другой этаж.
– Ано, – заглянула в какую-то дверь, – тут по твою душу.
Мы зашли в комнату и разочарованно переглянулись. Таинственная Анна Рштуни оказалась тетей Ано, родственницей моего одноклассника Гранта. Это была невысокая, крепко сбитая длинноносая женщина, кривошеяя от рождения. Выглядело это так, словно она, наклонив голову к плечу, постоянно с любопытством что-то разглядывает. Тетя Ано была очень доброй и хорошей женщиной, но, к сожалению, личная жизнь у нее не сложилась. Жители нашего городка жалели ее и за глаза ласково называли Шейкривой.
– Проходите, девочки, – приветливо улыбнулась тетя Ано, – вы хотите научиться танцевать?
– Да, – неуверенно каркнули мы. Желание заниматься танцами сильно поубавилось. Одно дело – загадочная Анна Рштуни и совсем другое – Шейкривой. Чему она могла нас научить? Мы ее часто заставали в совершенно прозаических ситуациях – вот она ругается в очереди за мясом, вот вышагивает по улице с авоськами, набитыми картошкой, баклажанами и пучками зеленого лука, а вот за ухо тащит домой нашкодившего племянника.
– Родители в курсе, что вы пришли записываться в кружок? – спросила тетя Ано.
– Да, – соврали мы.
– Вот и замечательно. Танцы – это прекрасно. Я научу вас грациозно и величественно двигаться. Будете принцессами. Хотите быть принцессами?
– Ясень пень, – хмыкнула Манька.
Тетя Ано пожевала губами.
– А заодно научу красиво говорить. Заниматься будем дважды в неделю, по два часа. К первомайскому концерту нужно выучить украинский народный танец.
– Почему украинский? – засопели мы. – У украинцев платья короткие, а нам хочется в длинном платье танцевать! Нам бы русский танец. Чтобы с такой красивой штуковиной на голове. – Мы повели руками над собой, показывая приблизительные очертания кокошника.
Тетя Ано проследила за нашими руками и, казалось, только сейчас заметила Манин головной убор. Она какое-то время с любопытством разглядывала его, потом вцепилась в края и попыталась придать какую-нибудь общепринятую форму. Шапка отчаянно сопротивлялась.
– Бабушка вязала?
– Ага, – прокряхтела Маня.
– Молодец бабушка, – забегала глазами тетя Ано. – Так вот, насчет украинского танца. В нашем районе пятнадцать сел. Плюс райцентр Берд. Каждый населенный пункт должен представить танец союзной республики. Организовали жеребьевку, нам выпала Украина.
– Подождите, – во мне проснулась внучка партийного работника, – республик-то пятнадцать! А танцев получается шестнадцать.
– По решению организаторов коллектив из села Навур исполнит танец жителей Крайнего Севера, – объяснила тетя Ано и озабоченно нахмурилась: – Хотелось бы знать, откуда они возьмут материал для костюмов.
Мы с Маней украдкой переглянулись. Тетя Ано нам определенно нравилась, и в первую очередь потому, что разговаривала с нами, как со взрослыми. Мы машинально склонили головы набок и, затаив дыхание, слушали ее.
– А в чем мы будем выступать? – спросила Маня.
– О, у нас будут очень красивые платья. Светлые, скорее всего белые, с пышной юбкой по колено, с вышитым передничком. А на голову наденете ободки с разноцветными длинными лентами. Платья закажем в ателье, а вышить на фартучках попросим ваших мам. Головные уборы сами смастерим.
Головные уборы с разноцветными длинными лентами! Вышитые фартучки! Это же такая красота! Мы запрыгали от восторга.
Тетя Ано записала наши домашние телефоны в отдельную тетрадочку и наказала приходить два раза в неделю, по средам и пятницам, в шестнадцать ноль-ноль. Мы порадовались, что занятия по танцам никак не пересекаются с занятиями в музыкалке, и, попрощавшись, вышли на улицу.
Надо было идти домой и признаваться родителям и Ба, что мы без их ведома записались на танцы.
– А если ругаться станут? – ныла я, пока мы шли к Мане.
– Конечно, станут. Теперь они должны оплатить занятия, а потом еще на фартучках вышивать.
Мы постояли какое-то время возле Маниной калитки. Набирались смелости.
– Можно вперед нас скрипку выставить. Скрипку Ба точно ломать не станет, – предложила я, – а там, пока она будет на инструмент натыкаться, мы у нее извинения попросим. Авось она оттает.
Маня вздохнула, поправила съехавшую на лоб шапку, нащупала помпон.
– Если до помпона дотянется – оторвет.
– Не станет она портить шапку, которую сама же связала, – успокоила я подругу.
– Еще как станет! Ладно, сама порвет, сама и зашьет, – вздохнула Манька. – Пошли.
И мы пошли сдаваться. Маня выставила вперед скрипку, а я прикрыла подступы к нашим телам папкой с нотными тетрадями.
Ба натирала специальной полиролью большой комод, стоящий в холле. Пахло мастикой и немного – лимоном.
– Явились? – поздоровалась она.
– Ба, а я грациозная? – звонко спросила Маня, фехтуя скрипкой перед бабушкиным носом.
– Как армейский сапог, – хмыкнула Ба.
– А мы на танцы записались, – пискнула я. И прикрылась папкой.
Это был воистину счастливый день. Потому что Ба не только не стала нас ругать, а наоборот, похвалила и усадила есть наваристый борщ. Мы, обрадованные таким поворотом дел, съели безропотно все овощи и даже протерли хлебной корочкой тарелки до блеска. Определенно, наши будущие мужья обещали быть расписными красавцами!
[18]
Ба сидела напротив, читала очередной номер журнала «Здоровье» и периодически вставляла какое-нибудь веское слово в наш бесконечный птичий щебет. На десерт нам выдали по куску бисквита, щедро намазанного желтым слоем взбитой сепарированной сметаны. Мы умяли бисквит, заели его яблоком и какое-то время сидели выпучившись. Переваривали еду.
