– В такой день как не быть счастливыми, правда? – говорила Энни, верная своей философии. – Давайте, девочки, сделаем этот день по-настоящему золотым, днем, на который мы всегда будем оглядываться с удовольствием. Мы идем смотреть на красоту и отказываемся видеть что-либо еще помимо нее. Сгинь, забота! Джейн, ты думаешь о какой-то неприятности, которая у тебя произошла вчера в школе.
– Откуда ты знаешь? – изумилась Джейн.
– О, мне знакомо это выражение лица я его часто чувствую на своем лице. Ты выброси это из головы, до понедельника все пройдет, посмотри, как здесь мило. Ой, девочки, девочки, посмотрите на эту кучку фиалок! Такие вещи нужно сохранять в картинной галерее памяти. Когда мне будет восемьдесят лет если будет, я буду закрывать глаза и видеть те фиалки точно так же, как вижу их сейчас. Это первый подарок, который этот день дарит нам.
– Если поцелуй можно выразить зрительно, то он должен быть, я думаю, как фиалка, – сказала Присцилла.
Энни просияла.
– Я так рада, что ты высказала эту мысль вслух, Присцилла, вместо того чтобы просто подумать о ней и держать ее при себе. Этот мир был бы гораздо более интересным местом хотя он и так интересен, если бы люди высказывались, что они думают на самом деле.
– И от мыслей некоторых людей некуда будет деться, – мудро заметила Джейн.
– Думаю, так может быть, но это прежде всего их печаль, раз у них такие дурные мысли. Как бы там ни было, сегодня мы можем высказывать все наши мысли, потому что не собираемся иметь сегодня других, кроме красивых. Каждая может говорить всё, что ей придет в голову. Это и есть беседа. Вот какая-то тропинка, по которой я никогда не ходила. Ну-ка обследуем ее.
Тропинка была извилистой и такой узкой, что девушки шли гуськом, мешали еловые ветви. Под елями лежали бархатные подушки мха, а дальше, где деревьев было поменьше и они были пониже, земля успела обильно покрыться разнообразной зеленью.
– Сколько здесь «слоновых ушей»! – воскликнула Диана. – Какие красивые, наберу букет побольше.
– Как это такие грациозные, пушистые цветы можно было назвать таким ужасным именем? – спросила Присцилла.
– А так, что человек, который первым назвал их, был совсем лишен воображения либо имел его слишком много, – ответила ей Энни. – Ой, девочки, посмотрите на это!
«Этим» оказался мелкий лесной водоем посредине небольшой поляны, где и заканчивалась тропинка. Позже он пересохнет, и его место займут бурные заросли папоротника. Но сейчас это был ровное зеркало воды, круглое, как тарелка, и чистое, как хрусталь. Его окружали тонкие молодые березки, а у самой воды рос низкий папоротник.
– Как тут мило! – воскликнула Джейн.
– Давайте потанцуем вокруг него, как будто мы лесные нимфы, – крикнула девушкам Энни, поставив на землю корзину и расставив в стороны руки.
Но танца не получилось, так как земля здесь оказалась болотистой и у Джейн слетали галоши.
– Какие же мы лесные нимфы, если в галошах, – сказала она.
– Что ж, раз придется уходить, то давайте вначале дадим этому водоему название, – предложила Энни, уступая неоспоримой логике фактов. – Каждая дает свое название, а потом бросаем жребий. Так, Диана?
– Березовый пруд, – с ходу предложила Диана.
– Хрустальное озеро, – назвала свой вариант Джейн.
Энни стояла позади их и умоляла взглядом Присциллу не предлагать подобного названия, и Присцилла предложила назвать водоем «Мерцающим Стеклом». Энни остановила свой выбор на «Зеркале Фей».
Названия нанесли на кусочки бересты карандашом, который нашелся в кармане Джейн, и положили их в шляпку Энни. Затем Присцилла закрыла глаза и извлекла один из кусочков.
– Хрустальное озеро, – победоносно прочла Джейн.
«Хрустальное так Хрустальное». Энни подумала, что случай сыграл с водоемом дурную шутку, но говорить этого не стала.
Пробиваясь сквозь заросли, девушки оказались на зеленом участке пастбища, принадлежащего Сайлесу Слоуну. На другой его стороне они увидели тропу, поднимающуюся в лес и проголосовали обследовать и ее. Их любознательность принесла свои плоды в виде ряда приятных сюрпризов. Во-первых, в обход пастбища мистера Слоуна дорога шла под сенью диких вишен, стоявших в пышном цвету. Девушки взяли шляпки в руки и украсили свои волосы венками из вишневых веток с цветами. Затем тропа повернула вправо и нырнула в густой и темный ельник. Там стояли настоящие сумерки, не просвечивало ни клочка неба, туда не проникал ни единый солнечный лучик.
– Вот где обитают злые эльфы, – прошептала Энни. – Они очень злокозненные, но нам вреда они причинить не могут, потому что им не позволено делать зло по весне. Вот из той старой наклонившейся ели за нами подсматривал один. А на том развалившемся пне мы его только прошли я видела даже несколько, а вы? А добрые феи живут в солнечных местах.
– Хотела бы я, чтобы действительно существовали добрые феи, сказала Джейн. Плохо ли загадать три желания? Да хотя бы одно. А вам исполнения каких желаний хотелось бы, девочки, если бы можно было? Мне бы хотелось быть богатой, красивой и умной.
– А я хотела бы быть высокой и стройной, – заявила Диана.
– А мне хотелось бы стать знаменитой, – высказалась Присцилла.
Энни подумала о своих волосах, но тут же отбросила это пожелание как недостойное.
– Я хотела бы, чтобы была весна все время и в сердце каждого, и в жизни всех нас, промолвила она.
– Но это все равно, что пожелать, – сказала Присцилла, – небесного рая на земле.
– Нет, это была бы часть мира такая. В остальных были бы и лето, и осень, ну и чуть-чуть зимы. Мне и в раю небесном хотелось бы иметь иногда сверкающие заснеженные поля и морозы. А тебе, Джейн?
– Мне? Я и не знаю, – неуверенно произнесла Джейн. Джейн была хорошей девушкой, принимала деятельное участие в церковной жизни, настойчиво стремилась к тому, чтобы обеспечить себя своим профессиональным трудом и верила во все, чему ее учили. Но о небесах она могла думать только в общепринятых рамках, не более того.
– Минни Мэй как-то спросила меня: а на небесах, дескать, можно будет каждый день носить праздничные платья? – со смехом сообщила Диана.
– А ты не сказала ей, что да? – поинтересовалась Энни.
– Нет уж, спасибо! Я ответила ей, что мы там вообще не будем думать о платьях.
– А я думаю, будем немножко, – мечтательно произнесла Энни. – Там у нас целую вечность будет масса времени, и можно будет подумать и об этом, но не отбрасывая и более важных вещей. Я верю, что мы там будем носить прекрасные платья правильнее сказать, я думаю, облачения. Вначале несколько веков я думаю поносить розовое, потом мне надоест так долго носить розовое, я уверена. Мне так нравится розовое, а в этой жизни я не имею возможности носить его.
За ельником дорога спускалась в открытое место, где тек ручей и через было переброшено бревно, а после пришел час и залитой солнцем буковой рощи, где воздух был похож на прозрачное золотистое вино, листва была зеленая и свежая, а землю покрывала дрожащая мозаика света и тени. Потом снова пошла дикая вишня, потом небольшая долина, поросшая молодыми елочками, затем начался подъем, такой крутой, что подруги запыхались, пока одолели его. Но когда они добрались до верха, их ожидал самый большой сюрприз. Им открылся вид на фермерские поля, еще не давшие всходов. Они тянулись до верхней дороги на Кармоди, по краям окаймленные буком и елями, а на юге с полями соседствовал зеленый уголок, представлявший собой сад или что когда-то было садом. Его окружала осевшая и поросшая мхом и травой каменная стена. Вдоль восточной стены шел ряд вишневых деревьев, словно осыпанных снегом. Различались старые тропинки, в центре располагался двойной ряд кустов роз, а остальное пространство покрывали раскачивающимися на ветру желтыми и белыми нарциссами, красиво выделявшимися на фоне сочной зеленой травы. Это было временем их самого буйного цветения.
