Он сделал передышку и продолжил:
– Вот так и шло, оба мы становились все ершистее. И наконец мы достигли потолка. Как-то Эмили пригласила на чай нашего священника с женой, а у них в гостях был еще один священник с женой. Я пообещал посадить Рыжего куда-нибудь подальше, на безопасное расстояние, где его никто не услышал бы. И Эмили не надо будет трогать его клетку десятифутовой палкой. Я сказал, что сделаю. Зачем мне надо было, чтобы священники слышали что-нибудь неприятное в моем доме? Но этот вопрос выпал у меня из памяти, и неудивительно, потому что Эмили затюкала меня наставлениями насчет чистого воротника, правильной грамматики и прочего. И я не вспомнил о попугае, пока мы не сели за стол. И в тот момент, когда первый священник произносил молитву перед едой, Рыжий, который находился на веранде, подал голос. В этот момент он как раз увидел во дворе индюка, а вид индюка производил на него нездоровое воздействие, и на этот раз он превзошел самого себя. Вы можете сейчас улыбаться, Энни, я и сам потом, не отрицаю, хохотал сколько раз, но в тот момент я обомлел, как и Эмили. Я вышел и отнес Рыжего в сарай. Не скажу, что от того застолья я получил большое удовольствие. По взгляду Эмили я понял, что Рыжему и Джеймсу предстоят крупные неприятности. Когда публика разошлась по домам, я сразу подался к коровам на пастбище и по дороге подумал. Мне было жалко Эмили, я понимал, что вроде как не очень заботился о ней, не так, как следовало. К тому же мне пришло в голову, что священники подумают, будто это я всему обучил попугая. Короче говоря, я решил, что Рыжего надо убирать куда-то подобру-поздорову. Я загнал коров домой и пошел объявить Эмили о своем решении, но никакой Эмили там не было, а было только письмо на столе, и в своем письме Эмили написала, что я должен выбрать между ней и попугаем, а она ушла к себе домой и будет там жить до тех пор, пока я не приеду и не скажу, что я избавился от попугая.
Мистер Харрисон вздохнул и стал рассказывать дальше:
– Я разозлился, Энни, и сказал себе, что она может жить там до второго пришествия, если ждет от меня этого, и твердо остался при этом решении. Я собрал ее вещи и отослал вслед ей. И пошли разговоры, и пошли. А наш Скоттсфорд насчет сплетен почти такой же гадкий, как Эвонли, и каждый симпатизировал Эмили. Я от этого стал еще больше злой и раздражительный и понял, что надо сматываться, иначе мне не будет там покоя. И я решил приехать на этот остров. Я бывал тут в детстве, и мне здесь понравилось. А Эмили все время говорила, что не станет жить в таком месте, где люди боятся ходить после темноты из-за страха куда-нибудь свалиться. Вот я и решил сделать наоборот и приехал сюда. Я и слова не слышал об Эмили, пока в субботу не пришел с поля и не увидел, что она тут вовсю моет пол. И с тех пор, как она ушла от меня, я впервые прилично пообедал, обед меня уже ждал на столе. Она сказала мне, чтобы я поел, а потом поговорим. Я из этого понял, что Эмили кое-что узнала, как обращаться с мужчиной. И вот она здесь и собирается остаться, учитывая, что Рыжий умер, а остров больше, чем она думала. Так, вон они с миссис Линд едут. Нет, не уходите, Энни. Останьтесь и познакомьтесь с Эмили. Она заметила вас в субботу и хочет знать, что это за симпатичная рыженькая девочка живет в доме по соседству…
Миссис Харрисон радушной улыбкой поприветствовала Энни и настояла на том, чтобы она осталась на чай.
– Джеймс всё мне тут рассказывал про вас, как вы добры были к нему, делали пироги и прочее, сказала она. Я хочу познакомиться со всеми моими новыми соседями как можно скорее. Миссис Линд приятная женщина, правда?
– Такая любезная.
Когда Энни очаровательным июньским вечером направилась домой, миссис Харрисон пошла проводить ее. Светлячки начали зажигать уже свои лампы-звездочки.
– Я полагаю, доверительным тоном заговорила миссис Харрисон, мистер Харрисон рассказал вам нашу историю?
– Да.
– Тогда мне нет необходимости рассказывать ее, потому что Джеймс человек справедливый, он не станет рассказывать неправды. Вина была не целиком на его стороне. Теперь я это понимаю. Я и часу не пробыла в своем доме, как пожалела о своей торопливости, но переделывать не стала. Я вижу, что слишком много требовала от человека. Ну разве не глупость требовать от него хорошей грамматики? Не имеет значения, что мужчина неправильно говорит, если он умеет работать и зарабатывать и не ходит по кухне и не проверяет, сколько ты сахару истратила за неделю. Я чувствую, что мы с Джеймсом на сей раз будем счастливы. Я хотела бы знать, кто этот «наблюдатель», мне хочется поблагодарить его. У меня долг перед ним.
Энни предпочла смолчать, и миссис Харрисон никогда не узнала, что ее благодарность достигла своего назначения. Энни была сильно удивлена относительно далеко идущих последствий тех глупых «заметок». Они вернули мужа жене и создали репутацию пророку.
Миссис Линд сидела на кухне в Зеленых Крышах и занималась тем, что пересказывала историю о Харрисонах Марилле.
– Ну и как тебе понравилась миссис Харрисон? – обратилась она к Энни.
– Очень. Какая прелестная женщина.
– Это абсолютно точно, – выразительным тоном произнесла миссис Рэйчел. – Я вот тут говорю Марилле, что все странности мистера Харрисона объяснялись ее отсутствием и что мы должны сделать всё, чтобы она чувствовала себя здесь как дома, вот. Ну ладно, мне пора. Томас будет скучать без меня. Я выскочила на немного, потому что пришла Элиза и ему в эти последние несколько дней много лучше. Но я все-таки не люблю подолгу отсутствовать. Я слышала, Гилберт Блайд оставил учительство в Белых Песках. Осенью он собирается в колледж, я думаю.
Миссис Рэйчел пристально посмотрела на Энни, но Энни нагнулась над сонным Дэви, который сидел на софе и клевал носом, так что на лице Энни ничего прочесть ей не удалось. Она взяла Дэви на руки, прижав его светлую кудрявую головку к своей щеке. Когда она поднималась по лестнице, Дэви высвободил руку и обнял ею Энни за шею, дружески похлопал Энни по плечу и поцеловал.
– Ты жутко хорошая, Энни. Милти Бултер написал на своей доске сегодня стихи и показал их Дженни Слоун:
Лучше розы нет цветка.
Сладок мед, и ты сладка.
И это точно выражает мои чувства к тебе, Энни.
Глава 26
За поворотом
Томас Линд ушел из жизни столь же спокойно и незаметно, как и жил. Жена его показала себя нежной, терпеливой, не знавшей усталости сиделкой. Иногда Рэйчел держала себя несколько строго с Томасом, когда речь шла о его здоровье и когда его неторопливость и смиренность провоцировали ее на это, но когда он серьезно заболел, то не было голоса тише, руки нежнее и сноровистее, сиделки терпеливее.
– Ты была мне хорошей женой, миссис Рэйчел, – просто сказал он ей однажды, когда она сидела рядом с ним в полутьме, держа его тонкую, бледную старческую руку в своей ладони, закаленной работой. – Хорошей женой. Мне жаль, что я не оставляю тебе никаких богатств. Но дети будут ухаживать за тобой. Они все красивые, умные как их мама. Хорошая мать, хорошая женщина…
