– Я взяла аметистовую брошь, – сказала девочка, будто отвечая хорошо заученный урок. – Да, взяла, как вы и предполагали. Но у меня и в мыслях не было этого делать, когда я вошла. Но она выглядела так красиво, Марилла, когда я приколола её к платью, что искушение оказалось слишком велико. Я представляла, какой сильный трепет охватит меня, если я возьму её в Дом Досуга и буду играть в леди Корделию Фитцджеральд! С аметистовой брошкой куда легче было бы представить, что я – леди Корделия. Мы с Дианой делали бусы из ягод рябины, но разве они шли хоть в какое-нибудь сравнение с аметистами? И я взяла эту брошь, но очень надеялась, что верну её на место до вашего возвращения. Не спеша, наслаждаясь своей «добычей», я шла окружным путём. Когда пересекала Озеро Сверкающих вод по мосту, мне захотелось достать брошку, чтобы ещё раз полюбоваться ею. Она так сверкала на солнышке! А когда я наклонилась над водой, – о, нет! – она соскользнула вниз прямо у меня между пальцев… Всплеск, – и над аметистовой брошью навсегда сомкнулись сверкающие воды Озера. Больше мне нечего вам рассказать, Марилла!
Жгучая волна гнева вновь подступила к сердцу Мариллы. Эта девчонка взяла брошь – самое ценное, что было у неё, у Мариллы – и преспокойно утопила её в пруду! А сейчас – и в ус не дует! Сидит себе на постели и вспоминает детали со спокойной совестью. Какое уж там раскаяние!
– Энни, это всё просто ужасно! – заговорила она, стараясь не выходить из себя. – Вы – самый негодный ребёнок из всех, о которых мне когда-либо доводилось слышать.
– Да, полагаю, это так, – немедленно согласилась девочка. – И я знаю, что меня следует наказать. Это – ваша обязанность, Марилла! И, если можно, сделайте это побыстрее! Ведь я собираюсь сегодня на пикник!
– Пикник?! Как же, как же! Никаких пикников для вас сегодня не будет! Это – и есть ваше наказание, Энни Ширли. И оно ещё слишком мягкое, если брать в расчёт то, что вы совершили!
– Не пойти на пикник!.. – Энни мгновенно вскочила на ноги и схватила руку Мариллы. – Но вы же обещали! Нет, нет, Марилла, я должна быть там. Именно поэтому я и «раскололась», так что придумайте что-нибудь другое! О, Марилла, можно я пойду туда?! Ну, пожалуйста!! Там же будет мороженое! Вы знаете, ведь у меня впереди не так уж много шансов попробовать его вновь!
Марилла с каменным лицом отстранила вцепившуюся было в неё Энни.
– Не стану ничего слушать! Вы не пойдёте на пикник, и – точка! Ни единого слова больше!
Девочка поняла, что Мариллу не разжалобить. Она вдруг издала душераздирающий вопль и повалилась на кровать лицом вниз, рыдая и корчась, словно в агонии, от постигшего её страшного разочарования.
– Господи! – вздохнула Марилла, поспешно выходя из комнаты. – Да она и впрямь сумасшедшая! Ни один ребёнок не позволил бы себе подобного поведения! Но если она нормальна, – значит это сущий бесёнок! Ох, боюсь Рейчел с самого начала оказалась права. Но раз уж взялся за гуж, – не говори, что не дюж…
Какое унылое это было утро! Марилла неистово драила крыльцо и отчищала с полки молочными бидонами, когда вся остальная работа уже была переделана. Ни крыльцо, ни полки в этом не нуждались, но Мариллу это мало интересовало. Покончив с ними, она перебралась во двор.
Когда обед был готов, Марилла подошла к лестнице и позвала Энни. Над периллами возникло всё зарёванное лицо девочки с застывшим на нём трагичным выражением.
– Обедать, Энни!
– Марилла, я не хочу никакого обеда! – сказала Энни, всхлипывая, – не могу есть. У меня разбито сердце. Когда-нибудь вы раскаетесь, что разбили мне его, Марилла! Но я вас прощаю. Запомните это, когда придёт час… Но, пожалуйста, не предлагайте мне еду, особенно варёную свинину с овощами. Это такая тривиальная, неромантичная еда, когда у кого-нибудь стресс!
Раздражённая Марилла вернулась в кухню и излила всё, что в ней скопилось, на несчастного Мэтью, который, словно осёл между двух копен сена, то отдавал должное голосу справедливости, то, закрывая глаза на всё, симпатизировал «маленькой затворнице».
– Слушай, Марилла, она, конечно, не должна была брать эту брошь и обманывать, – заметил он, мрачно глядя на свою тарелку, полную «неромантичной» свинины и овощей. Казалось, и он разделял мнение Энни о еде и стрессах. – Но она – такая маленькая и такая интересная. Так что, не кажется ли тебе, что это слишком… э… жёсткая мера – не пускать её на пикник? Она же туда так рвётся! – продолжал он.
– Мэтью Катберт, я тобою поражаюсь! Это я ещё очень гуманно с нею обошлась! Да она и не раскаялась вовсе в своём проступке; вот это меня беспокоит больше всего. Полбеды было бы, если б она это сделала. А ты – с ней заодно, как я погляжу! Всё время отыскиваешь для неё оправдания.
– Ну, она же маленькая, – слабо сопротивляясь, повторил Мэтью. – Нужно сделать на это скидку, Марилла. Ею никогда толком не занимались, ты же знаешь!
– Зато сейчас занимаются! – отрезала Марилла.
Эта реплика если не убедила Мэтью, то заставила его надолго замолчать. Обед прошёл в гробовой тишине. Единственным, кто было попытался разрядить обстановку, оказался мальчишка-поденщик, Джерри Буоте, но Марилла восприняла его весёлость, как личное оскорбление.
Когда тарелки были вымыты, еда убрана и куры накормлены, Марилла вспомнила, что давеча обнаружила прореху в своей любимой чёрной кружевной шали, когда сняла её, возвратившись из общества Поддержки Женщин. Надо было пойти и залатать её.
Шаль лежала в коробке в сундуке. Когда Марилла извлекла её оттуда, солнечный луч, пробивавшийся сквозь густую виноградную лозу, упал на нечто, запутавшееся в её складках, и внезапно вспыхнувшее ярким фиолетовым огнём. Марилла схватилась за грудь: это было не что иное, как её аметистовая брошь! Причём, держалась она на одной ниточке…
– Господи, помилуй! – Марилла оторопело посмотрела на пресловутую брошь. – Что всё это значит? Вот моя брошь в целости и сохранности. А я уже похоронила её на дне пруда Берри! Но как же тогда признания Энни? Это какой-то заколдованный круг, а не Грин Гейблз! Да, да, теперь я припоминаю, что когда днём в понедельник сняла шаль, то на минуту оставила её лежать на бюро. Вот брошь-то и зацепилась! Ну, знаете ли!
Марилла отправилась в восточное крыло с брошью в руках. Энни потихоньку плакала, безучастно сидя у окна.
– Энни Ширли, – торжественно начала Марилла. – Только что я обнаружила свою брошь висящей на ниточке на моей чёрной кружевной шали. Скажите мне теперь, что за бред вы несли сегодня утром?
– Ведь вы сказали, что продержите меня здесь, пока я не сознаюсь во всём, – взволнованно повернулась к ней Энни. – Ну, я и решила это сделать, так как мне хотелось скорее попасть на пикник. Перед сном вчера я придумала всю эту историю, стараясь не упустить детали, и чтобы она была красивой и правдоподобной. Несколько раз я её повторила, чтобы не забыть. Но вы так и не позволили мне отправиться на пикник, так что все мои старания пропали даром.
И снова Марилле захотелось рассмеяться, но она этого не сделала. Вместо этого она сказала:
