В четверг девочки катались в парке на коляске, а вечером того же дня они отправились с мисс Берри на концерт одной известной популярной звезды, который напоминал Энни феерию света и музыки.
– О, Марилла, у меня нет слов! Я так перевозбудилась, что лишилась дара речи! Представляете, это я-то?! Я просто тихо сидела, разинув рот! Мадам Селетцки – звезда – была на редкость хороша, вся в белом и в бриллиантах. Но когда она запела, – я забыла обо всём на свете! Непередаваемо! Теперь я думаю, что стать хорошей – не так уж сложно. Мне кажется, что у меня это получится, когда я смотрю на звёзд… Мне на глаза навернулись слёзы, но это были слёзы счастья! Я так сокрушалась, когда всё кончилось, и сказала мисс Берри, что не знаю, как буду жить дальше без всего этого. Она подумала немного и сказала, что если мы сходим в ближайший ресторан и съедим мороженого, – может, мне полегчает. Звучало это так прозаично! Но, что самое интересное, – помогло! Мороженое было просто изумительное, Марилла! Мы сидели в приятной обстановке и ели его в одиннадцать часов вечера! Диана заявила, что она рождена для городской жизни. Мисс Берри поинтересовалась, каково моё мнение, но я ответила, что пока воздержусь от комментариев. В тот вечер я лежала в кровати и думала, какой бы ответ мне ей дать. Перед сном – самое продуктивное время для обдумывания подобного рода вещей. В конце концов, я решила, что городская жизнь – не для меня, и оно – к лучшему. Приятно, конечно, отведать мороженого в ресторане в одиннадцать вечера. Но только изредка! А в остальное время я с большим удовольствием буду спать в своей восточной комнатке в одиннадцать часов и видеть в своих снах звёзды над Грин Гейблз и ветер, качающий верхушки елей за ручьём. Я поведала об этом мисс Берри за завтраком на следующее утро, и она рассмеялась. Она всегда смеётся над моими словами даже тогда, когда я говорю вполне серьёзные вещи. Мне не слишком это нравится, Марилла, ведь для меня это – не шутки. Но она – гостеприимная хозяйка и встречала нас по-царски.
В пятницу девочки собрались домой, и мисс Берри вышла проводить их.
– Надеюсь, вам понравилось? – поинтересовалась мисс Берри при расставании.
– Ещё как! – воскликнула Диана.
– А вам, девочка Энни?
– Каждая минута нашего пребывания здесь! – ответила та и внезапно обвила руками шею пожилой дамы, целуя её морщинистую щёку. Диана бы никогда не отважилась это сделать! Она стояла, как громом поражённая. Но мисс Берри была польщена. Она вышла на веранду и смотрела, пока экипаж с девочками не скрылся из вида.
Затем со вздохом она вернулась в свой опустевший большой дом. По правде сказать, мисс Берри была довольно эгоистичной особой и никогда ни о ком не заботилась, кроме самой себя. Она ценила людей только если они могли быть ей чем-нибудь полезны или изумляли её. Энни привела её в полное изумление однажды и продолжала всё больше интересовать. Мисс Берри мало заботили странные речи девочки, она особенно в них и не вслушивалась; ей импонировал энтузиазм Энни, всплески эмоций, её маленькие победы и очарование её губ и глаз.
– Я-то думала, что за старая дура эта Марилла Катберт, взявшая девчонку из сиротского приюта, – размышляла она вслух. – Но всё сводится к тому, что она оказалась права. Если б и у меня в доме вертелся ребёнок, подобный Энни, я стала бы лучше и счастливее.
Обратный путь оказался не менее приятным, а может и более приятным, так как девочки соскучились по дому. На закате дня они проехали Уайтсендс и повернули на прибрежную дорогу. Вдали, на фоне шафранового неба темнели холмы родного Эвонли. А за ними, высоко в небе над заливом, светила полная луна; её таинственное сияние преображало всё вокруг; чудесным серебряным светом была залита каждая крохотная выбоинка на дороге, которая время от времени делала повороты. Волны с шумом разбивались о скалы, и рокот прибоя они слышали издалека.
– Как хорошо жить на белом свете и… ехать домой! – воскликнула Энни.
Когда она шла через мосток, весёлый огонёк подмигнул ей из окна усадьбы Грин Гейблз, радуясь возвращению девочки в «родные пенаты». А через распахнутую дверь виднелся родимый очаг, щедро расточавший своё тепло в прохладной осенней ночи. Энни поторопилась взбежать на холм, чтобы поскорее добраться до дому.
На кухне уже всё было готово к ужину.
– Ну, с возвращением! – приветствовала её Марилла, откладывая вязание.
– О, я так рада, что вернулась домой! – сказала Энни, сияя. – Готова расцеловать все вещи в доме, даже… часы! Ой, Марилла, цыплёнок табака! Неужели вы приготовили его для… меня?
– Вот именно! – сказала Марилла. – После такой долгой дороги вам нужно подкрепиться как следует! Скорее, раздевайтесь, и мы сядем ужинать, как только вернётся Мэтью. Хорошо, что вы приехали, должна я сказать. Без вас здесь такая скукотища! Ещё дня четыре, – и я бы не выдержала одиночества!
После ужина Энни сидела у камина между Мэтью и Мариллой и подробно рассказывала им новости.
– Я чудесно провела время! – резюмировала она со счастливой улыбкой. – Это – была настоящая эпопея в моей жизни, с «хэппи эндом»: я, наконец, вернулась домой!
Глава 30. Факультатив для поступающих в Королевскую Академию
Марилла положила вязание на колени и прислонилась к спинке стула. Глаза её устали, и она подумала, что надо будет сменить очки во время очередной поездки в город. Что-то глаза её стали уставать слишком быстро последнее время…
Сумерки сгущались над Грин Гейблз; в ноябре вообще темнело рано и в тот вечер кухню освещали танцевавшие в печи яркие языки пламени.
Энни свернулась, словно котёнок, на коврике подле камина, и смотрела на огонь – этот символ сотни ушедших лет, извлечённый из дров – «суррогат» солнечного света. Девочка читала, но книга выскользнула из её рук на пол, и она погрузилась в мечтания; рот её слегка приоткрылся. Она представляла себе роскошные замки, построенные в испанском стиле из туманов и радуг. В заоблачном мире, в котором Энни сейчас витала, ей доводилось попадать в разные необыкновенные приключения, и в нём всё всегда заканчивалось счастливо, не в пример земным «переделкам»…
Марилла смотрела на неё с нежностью, которую невозможно было скрыть в полумраке, созданном игрой света и тени. Марилла никогда до этого не проходила науки любви, когда хочется выразить чувства открыто, словами и взглядами. Но вот она полюбила эту худенькую, сероглазую девчушку глубоко и сильно; её чувство, невыраженное, недосказанное, расцветало в её душе чудесным цветком. Она даже боялась, что начнёт баловать девочку. Ей казалось, что это греховно – любить кого бы то ни было с подобной силой. Поэтому, она осознанно или неосознанно старалась держать Энни в «ежовых рукавицах», скрывая свои чувства. Быть может, она не была бы с девочкой и вполовину такой строгой, если бы меньше её любила. Конечно, Энни и не догадывалась, как сильно Марилла к ней привязалась. Иногда она с тоской думала, что Марилле трудно угодить, и что она очень нуждается в симпатии и понимании. Энни всегда философски принимала их взаимоотношения, так как знала, что очень обязана Марилле за всё.
