– Я слышала, что он неустойчивый, – ответила Энн. – А что случилось?
– Про это говорила Рейчел. Она приходила сюда на прошлой неделе и рассказывала, что об этом ходят разговоры. Мэтью был обеспокоен. Все наши деньги мы храним в этом банке – до копеечки. Я советовала Мэтью положить деньги в Сбербанк сначала, но старый мистер Эбби дружил с нашим отцом и отец всегда имел счёт в его банке. Мэтью сказал, что любой банк, которым руководит мистер Эбби, заслуживает доверия.
– Я думаю, что он был только номинальным главой банка в течение многих лет, – сказала Энн. – Он уже немолод, и его племянники сейчас руководят этим банком.
– Ну, когда Рэйчел рассказала нам об этом, я хотела, чтобы Мэтью забрал наши деньги немедленно, но он сказал, что подумает. Но мистер Рассел сказал ему вчера, что с банком все хорошо.
Энн прекрасно провела день на свежем воздухе и потом всегда вспоминала о нём с радостью. Он был таким ярким, золотистым и светлым, ни одна тень не омрачила его цветения. Энн насладилась несколькими прекрасными часами в саду; затем сходила к Источнику Дриад, Вербному озеру и Долине Фиалок. Она посетила дом пастора, где мило поговорила с миссис Аллан; и, наконец, вечером она пошла с Мэтью, чтобы пригнать коров, через Тропу влюбленных на дальнее пастбище. Леса были величавыми в лучах закатного солнца и теплый свет его проникал через просветы между холмами на западе. Мэтью медленно шел, опустив голову; Энн высокая и стройная, приспосабливала свои пружинистые шаги к его неспешной поступи.
– Вы слишком тяжело работали сегодня, Мэтью, – укоризненно сказала она. – Почему вы не бережёте себя?
– Ну, у меня не очень это получается, – сказал Мэтью, открывая ворота во двор, чтобы коровы могли зайти. – Это значит, что я старею, Энн, и часто забываю об этом. Ну, хорошо, я никогда не боялся тяжелой работы, и, наверное, покину этот мир, работая.
– Если бы я была мальчиком, которого вы хотели взять, – сказала Энн с тоской, – я могла бы помочь вам и избавить вас от тяжёлой работы. В глубине сердца я жалею, что я не мальчик, только из-за этого.
– Ну, я бы не променял тебя и на десяток мальчиков, Энн, – сказал Мэтью, поглаживая её руку. Просто отметь это – на десяток мальчиков! И не мальчик выиграл стипендию Эйвери, не так ли? Это была девочка – моя девочка – девочка, которой я горжусь.
Он улыбнулся своей застенчивой улыбкой и вошел во двор. Энн помнила об этой улыбке, когда вечером ушла в свою комнату, и сидела долгое время у открытого окно, думая о прошлом и мечтая о будущем. Снаружи Снежная королева была окутана белым туманом в лунном свете; лягушки пели в болоте за Садовым Склоном. Энн навсегда запомнила серебристую, мирную красоту и ароматное спокойствие этой ночи. Это был последний вечер перед тем, как скорбь вошла в её жизнь; и никакая жизнь не останется прежней, если однажды холодное, священное испытание коснётся её.
Глава 37. Жнец, чьё имя– смерть
– Мэтью – Мэтью – что с тобой, Мэтью, ты заболел?
Это спрашивала Марилла, с нарастающей тревогой в каждом слове. Энн вошла в коридор, с охапкой белых нарциссов в руках, – после этого Энн долго не могла переносить вид или запах этих цветов – и услышала, как Марилла обращается к Мэтью, который стоит в дверях, со сложенной газетой в руках, и лицо его странно кривится и сереет. Энн выпустила цветы и побежала через кухню к нему одновременно с Мариллой. Но они обе опоздали; прежде, чем они добежали до него, Мэтью упал на порог.
– Он потерял сознание, – выдохнула Марилла. – Энн, зови Мартина– быстро, быстро! Он в сарае.
Мартин, наемный рабочий, который только приехал с почты, сразу побежал за врачом, по пути заскочив в Садовый Склон, чтобы сообщить мистеру и миссис Барри о случившемся. Миссис Линд, которая была там по делам, тоже пришла в Зелёные крыши. Они обнаружили Энн и Мариллу, в смятении пытавшихся вернуть Мэтью в сознание.
Миссис Линд оттолкнула их аккуратно в сторону, пощупала его пульс, а затем приложила ухо к сердцу. Она посмотрела на их обеспокоенные лица и слезы появились у неё на глазах.
– О, Марилла, – грустно сказала она. – Я не думаю, что мы можем сделать что-нибудь для него.
– Миссис Линд, вы ведь не думаете, – вы не можете думать, что Мэтью… – Энн не могла выговорить страшное слово; она пошатнулась и кровь отлила от её лица.
– Дитя, да, я боюсь, что это так. Взгляни на его лицо. Если бы ты видела такие лица так часто, как я, ты бы понимала, что это значит.
Энн посмотрела на лицо Мэтью и увидела там печать Смерти.
Когда пришел врач, он сказал, что смерть наступила мгновенно и, вероятно, безболезненно. Причиной, по всей вероятности, послужил некий внезапный удар. Секрет удара был обнаружен в газете, которую Мэтью сжимал в руке и которую Мартин привез с почты сегодня утром. Она содержала отчет о банкротстве банка Эбби.
Новости быстро распространились по Эйвонли, и весь день друзья и соседи стекались в Зеленые крыши уважить умершего, и принести соболезнования живым. Впервые застенчивый, тихий Мэтью Касберт был в центре внимания; Её Величество Смерть посетила его и короновала.
Когда тихая ночь медленно спустилась на Зеленые крыши, старый дом был тихим и спокойным. В гостиной лежал Мэтью Касберт в гробу, длинные седые волосы обрамляли его спокойное лицо, на котором была видна добрая улыбка, как будто он спал, и видел приятные сны. Повсюду были цветы – ароматные старомодные цветы, которые его мать посадила в саду после своей свадьбы, и которые Мэтью всегда любил тайной, бессловесный любовью. Энн собрала их и принесла сюда, ее измученные, сухие глаза сверкали на бледном лице. Это было последнее, что она смогла сделать для Мэтью.
Семья Барри и миссис Линд остались с ними в ту ночь. Диана, придя в комнату на крыше, где Энн стояла у окна, тихо сказала:
– Энн, дорогая, ты бы хотела, чтобы я осталась на ночь у тебя сегодня вечером?
– Спасибо, Диана, – Энн грустно посмотрела в лицо подруги. – Я думаю, ты поймёшь меня правильно, если я скажу, что хочу побыть одна. Я не боюсь. Я не была одна ни минуты с того времени, как это произошло, поэтому я хочу остаться в одиночестве. Я хочу побыть в тишине и попытаться осознать. Я не могу понять. Иногда мне кажется, что Мэтью не может быть мертв, а иногда – что он уже умер давно, и с тех пор во мне живёт эта ужасная тупая боль.
Диана не совсем понимала Энн. Страстное горе Мариллы, в бурном порыве сметающее все границы природной скованности и многолетней привычки, она могла понять лучше, чем молчаливое страдание Энн. Но она покорно ушла, оставив Энн в одиночку с её горем.
Энн надеялась, что сможет поплакать в одиночестве. Ей казалось ужасным, что она не могла пролить ни одной слезы по Мэтью, которого она так любила, и который был так добр к ней. Мэтью, который шел с ней в последний вечер на закате и теперь лежал в темной комнате на первом этаже с этим ужасным спокойствием на лице. Но слез не было, даже когда она опустилась на колени у окна в темноте и молилась, глядя на звезды за холмами – без слёз, но с ужасной тупой болью, которая мучила её, пока она не заснула, утомлённая страданиями и переживаниями этого дня.
