Реджи вспыхнула от негодования:
— Не верю!
— Что я хотел получить эти земли?
— Ты прекрасно понял, что я имею в виду! Да, о каких-то землях речь шла, а Тони даже прямо говорил, что тебя купили, но… но я не верю! Никто мне не говорил, что твои владения граничат с усадьбой, доставшейся мне от матушки. Я больше не живу там, с тех пор как… погибли мои родители. Дом почти сгорел. Мне было тогда всего два года. И я никогда не возвращалась в Хемпшир. Делами имения занимался дядя Эдвард, как и наследством, оставшимся мне от отца.
— Да, кругленькой суммой в пятьдесят тысяч фунтов. Твой дядюшка не преминул заметить, что благодаря его стараниям она приносит тебе значительный годовой доход.
— Господи, тебя злит и это?
— Я не отношу себя к охотникам за богатым приданым!
Ее собственное раздражение достигло высшей точки.
— Чепуха. Кто посмеет обвинить тебя? Ты сам далеко не нищий.
— Ни для кого не секрет, что я хотел получить это поместье, я думал, оно принадлежит графу Пенвичу.
— Оно принадлежит моему отцу, а не нынешнему графу. Оно перешло к отцу от моей матери, и, следовательно, владелицей являюсь я, а не Пенвич.
— Теперь я знаю! Твой дядя Эдвард не удержался и сообщил мне прямо у церкви, что я могу уже не беспокоиться о тех землях. Он, видите ли, хотел сделать мне приятный сюрприз. Черт подери, вы знаете, как это выглядит, мадам?
— А вы отдаете себе отчет, что оскорбляете меня, сэр?
У него хватило ума притвориться удивленным.
— Я не имел в виду…
— Конечно, имели. Ведь именно это вас бесит? Все станут говорить, что вы женились ради моего приданого? Благодарю покорно! Я могла бы получить мужа и другим путем.
Он сдвинул брови и холодно произнес:
— Хотите, чтобы я напомнил, как именно вы получили мужа?
Глаза Реджи метали голубые искры, на мгновение ей показалось, что она сейчас потеряет над собой власть. Неимоверным усилием она заставила себя промолчать, и Николас тоже благоразумно воздержался от дальнейших замечаний. Оба вздохнули с облегчением, когда экипаж наконец остановился.
Николас помог жене выйти, но, едва она ступила на землю, он тут же сел в карету. Реджи глядела на него в полном недоумении.
— Вы не можете так поступить!
— Вас это удивляет? — мрачно осведомился он. — Я — человек слова.
— Вы же не бросите меня здесь одну… ночью.
— Ночью, утром… какая разница?
— Вы знаете разницу!
— Ах да, брачная ночь. Она ведь у нас уже была, не так ли, любовь моя? Реджи задохнулась:
— Если вы так поступите, Николас, я никогда вас не прощу, клянусь.
— Значит, мы оба держим свое слово. Вы получили, что хотели, теперь вы носите мое имя, и я отдаю вам свой дом. Но где сказано, что я должен жить здесь с вами?
— Вы собираетесь оставить меня здесь и вернуться к прежней жизни в Лондоне? Он покачал головой:
— Нет, Лондон мне теперь не подходит, он слишком близко отсюда. Я покидаю Англию. Видит Бог, мне нужно было сделать это до того, как мы встретились!
— Николас, вы не можете…'Я…
Реджи умолкла, не в силах произнести то, что изменило бы его решение. Ей мешала гордость. Нет, она ни за что не уподобится женщинам, которые любым способом хотят удержать мужчину. Если он не желает быть с ней, тут уж ничем не поможешь.
— Вы… что, любовь моя?
— Я — ваша жена.
— Истинная правда. — Он упрямо сжал губы. — Но, если вы помните, я не просил вас о такой чести и всячески сопротивлялся принуждению. Я всегда был с вами откровенен, Регина.
Он захлопнул дверцу кареты и постучал тростью в стенку, приказывая кучеру трогаться. Реджи в оцепенении глядела вслед удаляющемуся экипажу.
— Николас, вернись! — крикнула она. — Если ты бросишь меня… Николас! Я тебя ненавижу! Ненавижу! — в отчаянии кричала она, зная, что он все равно ее не услышит.
Обернувшись, Реджи увидела перед собой огромный каменный дом, похожий на замок, мрачной и унылой тенью возвышавшийся в сумерках. Она могла разглядеть только массивную центральную башню и две боковые поменьше, остальная часть дома скрывалась во мраке. На фоне темного неба выделялся лишь купол оранжереи у правого крыла, в котором, видимо, размещались слуги.
По обеим сторонам парадной двери виднелись темные арки окон. Неужели дом пуст? Мило. Мало того, что ее оставляют одну в брачную ночь, ей придется к тому же спать на улице.
Делать нечего. Она расправила плечи, изобразила на губах улыбку и решительно направилась к двери, словно в приезде невесты без жениха не было ничего странного. Реджи постучала, сначала тихо, потом более уверенно.
Из двери выглянула испуганная молодая девушка, по-видимому, служанка. Ей не позволяли открывать, это была обязанность Сэйерса, к которой тот относился со всей серьезностью. Он с нее шкуру спустит, если узнает, что она самовольничает.
— Мы никого не ждали, миледи, иначе Сэйерс не заставил бы вас стоять у двери. Но вы постучали очень тихо. Ах, что я болтаю! Чем могу служить, миледи?
Регина улыбнулась, несколько приободрившись при виде горничной:
— Для начала я хотела бы войти. Девушка раскрыла дверь пошире:
— Вы приехали к графине, леди Мириам?
— Думаю, я приехала жить здесь… некоторое время. Но сначала я хотела бы видеть леди Мириам.
— Пресвятая дева! Вы будете здесь жить? Вы уверены?
Девушка воскликнула это с таким неподдельным изумлением, что Реджи рассмеялась:
— А почему бы и нет?. Здесь водятся драконы или демоны?
— По крайней мере один. А если считать и миссис Оутс, то два. — Девушка ахнула, покраснев до ушей. — Я… я не имела в виду… о, простите меня, миледи.
— Ничего страшного. Как тебя зовут?
— Халли, мэм.
— Тогда, Халли, доложи обо мне леди Мириам. Скажи, что приехала молодая графиня Монтьет.
— Боже правый! — снова ахнула служанка.
— А теперь покажи мне, где я могу подождать леди Мириам.
Служанка впустила Реджи в дом и быстро произнесла:
— Я скажу миссис Оутс, что вы приехали, а она доложит леди Мириам.
Узкий холл был выложен мрамором. У стены, украшенной прелестным старинным гобеленом, стоял длинный стол, на котором лежал большой серебряный поднос для визитных карточек и писем. На противоположной стене висело огромное венецианское зеркало с подсвечниками по обеим сторонам. За двустворчатыми дверями находились внутренние покои.
Халли ввела Реджи в коридор высотой в два этажа с великолепным сводчатым потолком, украшенным лепниной. Справа была главная лестница, а в конце коридора виднелась еще дверь. Почти всю стену занимали окна с цветными венецианскими стеклами. Казалось, дом просто огромен.
