– Обрушат башню?
– Возможно, – ответил я, – или же пошлют гонца к ее величеству, а по ее повелению сюда явятся верные ей войска. Вы меня поняли?
Он проговорил медленно:
– Значит ли это, благородный глерд, что ее величество… пока не знает о вашем визите?
Я кивнул.
– Верно. Я не стал сообщать о вашем предательстве, скажем прямо. Иначе ее величество тут же выслала бы армию и сровняла здесь все с землей. Сейчас времена жестокие, глерд… Для вас не секрет, что грядет война?
Он дернулся.
– Предательство? О каком предательстве речь?
– А кто подослал ко мне убийц? – поинтересовался я. – Ладно, герцог, это дело личное, вам я лично не нравлюсь, но, кроме того, вас обвиняют в переговорах с Антриасом! А это уже государственное преступление. Карается, как во всех просвещенных и гуманных королевствах, четвертованием и развешиванием на крюках частей тела в разных районах столицы.
Он потемнел лицом, съежился, но собрался с силами и поинтересовался:
– Простите, глерд… но чем вызвано ваше странное миролюбие?
– Отвращением к убийствам, – пояснил я. – Ваше расхождение во взглядах с ее величеством легко ведет к вооруженной конфронтации, но я решил попробовать уладить дело миром. Вдруг получится?.. А чтобы вы понимали, что этот разговор не от слабости, я сшиб ваше знамя с башни. Когда те дураки продолжали упорствовать и пытались нацепить его снова, я разнес вдрызг весь тот каменный флагшток. Могу и саму башню раздрызнуть, если сомневаетесь в моих словах.
Он потряс головой.
– Нет-нет, я хоть и сомневаюсь, но этого делать не нужно. Вы должны понять мою ошарашенность. Человек, способный сбивать знамя на вершине башни, обычно не ведет переговоры… Разве что о сдаче?
– Нет, – ответил я, – речь не о сдаче. Хочу понять мотивы вашей конфронтации и попыток убить меня. Хотя насчет меня, как догадываюсь, ничего личного, просто помеха у вас на пути.
Он дернулся, кому такое обвинение в подготовке убийства понравится, но взял себя в руки, герцог все-таки, а не трактирщик, произнес холодно и чопорно:
– Королева решила отнять у нас, верховных глердов, ряд привилегий, что передаются из рода в род!
– Глерд, – ответил я тихо, – вы же знаете, Антриас готовится вторгнуться в королевство! Как, по-вашему, должна действовать королева? Она просто вынуждена сосредоточить как можно больше власти в своих неженских, хоть и женских, руках. В мирное время одни законы, в военное – другие. Как и мы тоже то одни, то другие.
Он сказал хмуро:
– Верите, после войны ослабит хватку?
– Разумеется, – ответил я. – Это ее политика! Дать больше власти регионам, пусть все проблемы решают сами на местах. Так эффективнее. А вам кажется, Антриас свобод даст больше?
Он дернулся, посмотрел на меня с подозрением.
– На что вы намекаете?
– Разве намекаю? – спросил я жестко. – Я указываю, что Антриас вам пообещал различные свободы, на что вы как-то совсем, уж простите, неразумно польстились. Похоже, не знаете, что Антриас и своих лордов держит в кулаке, пискнуть не смеют!.. А чужим какие свободы?
Он сказал нервно:
– Если на то пошло, на таких больших территориях Антриасу придется договариваться с нами, а не пытаться подмять, как в своем королевстве!
– Это ошибка, – сказал я кротко, – но ладно, опустим. Вы человек чести, я уже наслышан. Я хочу удостовериться, намерены вы и дальше вести свою борьбу против ее величества либо же под угрозой полного истребления вас и вашей семьи обязуетесь перейти в лагерь ее величества и поддерживать все ее усилия?
Он высокомерно вскинул голову, глаза блеснули гневом.
– Что? Истребление всей моей семьи?.. Ее величество никогда не позволит себе такого!
Я кивнул, ответил кротко:
– Верно. Но такое позволю себе я.
Он дернулся.
– Что?
Я постарался говорить как можно более холодно и расчетливо:
– Можете не сомневаться, после этого нашего выяснения отношений сделаю все быстро и весьма качественно. От вашей крепости не оставим камня на камне. Разумеется, ваш род исчезнет из летописей королевства. Историю, как вы догадываетесь, надо время от времени переписывать. Это улучшает почерк, развивает фантазию и оттачивает яркие эпитеты. А делают это, кто бы подумал, победители… У меня есть все необходимые полномочия… для подобного переписывания на местах. Я не милосердная королева, герцог. Как вы догадываетесь, члены Тайного Совета, пусть и не все, полностью одобряют мою решительную неразборчивость. А вслух для успокоения народа нетрудно сказать, что здесь у вас все само завалилось и всех поубивало. Для меня соврать, как и для вас, раз плюнуть через верхнюю губу. Мы же взрослые люди, не дети.
Он помолчал, взглянул на меня с ненавистью.
– Вы не оставляете мне выбора.
– Не оставляю, – согласился я. – Вы враг, герцог Лонгшир. Вы соблазнились на посулы короля Антриаса, ваши действия против ее величества преступны и злокозненны. Вам не нравится, как я себя веду? Вы предпочли бы сейчас на моем месте глерда Брандштеттера, главнокомандующего королевскими войсками?
Он запнулся, некоторое время боролся с собой, наконец проговорил с заметной неохотой:
– Вынужден согласиться, вы ведете себя крайне мудро. Глерд Брандштеттер не стал бы вести переговоры вообще, а начал бы осаду… Вы правы, ваше предложение в интересах королевы и всего королевства. Выгоднее заполучить меня на свою сторону, чем оставить на месте моей крепости руины и сотни трупов. В какой-то мере, глерд Юджин, я благодарен вам. Если, конечно, это политика ее величества…
Я покачал головой.
– Это ее политика, хотя она об этом случае не знает. Если договоримся, то о вашем предательстве… будем называть вещи своими именами, и не узнает. У всех бывают минуты слабости, на которых старается сыграть враг. Иногда это ему, увы, удается.
Он смотрел на меня пристально.
– А что от этого получаете вы?
– Удовлетворение, – пояснил я.
– Глерд?
Я пожал плечами.
– За очень короткий срок я многих… как бы помягче, в общем, убил. Многое, как шпиль на вашем донжоне… враздрызгнул. Слишком много! Если растянуть на годы, может быть, считал бы нормой. А так вижу, все можем встать в позу и не отступать из-за ложной гордости, что ведет к смертям и разрухе. Но для процветания королевства конфликты хорошо бы решать миром. Вот как я красиво пытаюсь сейчас.
Глава 9
Он посмотрелся на меня исподлобья, я чувствовал его нерешительность и сильнейшие колебания, наконец он перевел дыхание и произнес предельно церемонно:
