Он усадил меня за стол, вдохнул.
– Закрыть ту таверну, что ли?.. Ишь, гостей перехватывают. Подумать только, у самого короля!.. Наглецы. И каковы планы дальше?
– Закончить начатое, – сказал я твердо, – война войной, но работать надо.
По взмаху его руки на стол опустили две золотые чаши с рубинами по ободку. Слуга было остался с серебряным кувшином в руке, но король жестом велел оставить на столе и убираться в коридор.
Когда за ним закрылась дверь, он спросил негромко:
– Зная вас, предположу, что… в ваше отсутствие работа не останавливалась?
– Надеюсь, – признался я.
– Не наломают дров?
– Скоро будут хорошие новости, – заверил я, – ваше величество!.. Я не слишком затруднил вас прошлой просьбой о парусине?
Он переспросил озадаченно:
– Парусине?.. Ах да, вы заказывали толстое и грубое полотно, а также веревки из конопли… гм… такие толстые, что даже и не знаю, но я велел все исполнить в точности.
– Спасибо, ваше величество!
– Ткань, – сообщил он, – которую вы странно называете парусиной, усиленно производят по моему повелению сразу в трех мастерских.
– Трех? – переспросил я. – Хотя бы в тридцати… Ну да ладно, на первое плавание хватит. А они пусть продолжают делать в запас.
Он вздохнул.
– Ох, что-то тревожно мне, дорогой друг… И эта война некстати, и такое рискованное строительство кораблей… Да-да, Вэнсэн докладывает тайными гонцами, иначе что я был бы за король…
– Никто больше не узнает?
– Он пересылает запечатанные свитки, – заверил он. – И не прямо из вашей бухты, а передает курьеру, который понятия не имеет ни о бухте, ни о кораблях.
– Разумно, – сказал я. – Ваше величество понимает, насколько необходимы такие предосторожности.
– Увы, дорогой друг, приходится знать. Вы не против, что я вас называю другом?
– Ваше величество!
– Ладно-ладно, это я так.
– Ваше величество, – заверил я. – Прямо по прибытии мы отправимся на поиск неведомых никому островов в океане!.. И уже оттуда грозить мы будем шведам. Это такое морское ругательство. Как только отыщем, тут же начнем перетаскивать, как муравьи, всю нашу верфь. Что не перетащим, уничтожим! Чтоб и тени не пало на ваше величество! Умоляю, потерпите еще чуть-чуть.
Он вздохнул еще тяжелее.
– Глерд, мне и легче, когда переберетесь на острова, но и тревожнее почему-то.
– Сейчас главное, – сказал я настойчиво, – уберечь бухту в тайне! Даже своих туда не пускать. Вы же знаете, свои не всегда свои.
Он покачал головой.
– Горькая истина.
– Вот еще, – сказал я с неохотой, – к сожалению, даже после того, как построим целый флот, нельзя выпускать пленных… Как-то об этом не подумал сразу! Но не убивать же…
Он смотрел с сочувствием.
– И что придумали?
– Еще ничего, – признался я. – Голова такая тупая… Разве что всех перевезти на новооткрытый остров? Сперва открыть подходящий, а потом перевести?.. Мне же все равно нужна база не только прятаться, но и ремонтировать корабли, а в идеале – строить еще… Так что лагерь просуществует немножко дольше, ваше величество… Спасибо за вино, ваше величество!
Он кивнул.
– Отдыхайте. Новости, как всегда, самые лучшие. И, уверен, почти нигде особенно не приврали.
Я посмотрел с укором, а он улыбнулся, дескать, короли тоже шутят и не совсем не обязательно при этом рубят головы.
Глава 4
Понсоменера я не застал, наверняка либо с лошадьми, либо осматривается в городе, а Фицрой встретил меня у входа в таверну, веселый, хмельной и уже разодетый ярче, чем самые хвастливые придворные.
Я посмотрел с укором, он сказал независимо:
– Ты чего? Мы же у своих. Что, не свои?
– У тебя везде свои, – сказал я с укором. – Космополит безродный, как Диоген какой… А как же патриотизм, патрио о муэртэ, лучше умереть стоя, чем жить на коленях?.. Хотя это не из этой оперы, но все равно тебе должно быть стыдно… Тебе стыдно?
Он посмотрел на меня абсолютно бесстыжими глазами.
– Ага, еще как!.. Вот прямо даже не знаю как. Видишь, уже вместо глаз ямки?.. Все повыедено! И совесть мучает прям не знаю как.
– Где Понсоменер? – спросил я.
– С Рундельштотом, – ответил он словоохотливо. – Обустраивает мастера, тот все-таки в дороге поиздержался здоровьем. А как ты?
– Насчет поиздержался? – переспросил я.
– Ну да, – подтвердил он. – Какой-то весь озабоченный. Вина дать?
– Заботливый ты, – сказал я. – И прекрасный лекарь. У тебя от всех хворей одно лекарство. Верно? Чаша вина – и все!
Он сказал обидчиво:
– Почему это одно? Если хворь цепкая, то две чаши. А лучше три. Но ты в самом деле нахмуренный. Привести девок?.. Или тебе надо обязательно фрейлин?
Я отмахнулся.
– На моих плечах другая тяжесть, птичка ты моя беззаботно-фрейлинная. Утром выступаем. На рассвете… Ты когда-нибудь выступал на рассвете? Или всегда храпишь до полудня?
Он вытаращил глаза в великом возмущении.
– До полудня?.. С ума сошел! Как можно просыпаться так рано?
– Как наша поклажа? – поинтересовался я. – Не растащат?
Он хохотнул.
– Твои мешки считаются хозяйством мудрого лекаря Рундельштотта, потому никто не удивился, что они под постоянной охраной личной гвардии его величества.
– Ого!.. Спасибо!
– Не за что, – ответил он беспечно. – Это не я, Пэлс Гледжер прислал двух гвардейцев.
– Молодец Пэлс, – сказал я. – Блюдет интересы короля. Люблю работников, которым не нужно постоянно подсказывать, что делать.
Он пожал плечами.
– Все во дворце знают, короля удалось излечить именно ученику Рундельштотта бесценными настойками и отварами его мудрейшего учителя.
– Так уж и все?
– Думаю, все, – уточнил он злорадно. – Здесь с Рундельштоттом носятся больше, чем с тобой, его мелким ученичком. А он все не поймет, почему кланяются и стараются познакомиться!
– Пусть, – сказал я. – Мастер знает очень много, но его знания стохастичны.
– А ты знаешь мало? – спросил он с насмешкой.
Против его ожидания я ответил смиренно:
– Мало. Да и то не моя в том заслуга. Ладно, веселись, но надолго не исчезай. Утром выступаем, помни!
– А ты куда?
– Я весь в делах, – сообщил я. – Как бобер какой. Самый старательный.
