Выйдя из кафе, она вдруг поняла, что не хочет домой. Сейчас надо будет утешать и ободрять Витю, слушать его впечатления о процессе, и честный разговор отложится до завтра. А потом до следующего завтра, и никогда не состоится.
Александра достала телефон, зашла на свою страничку и улыбнулась. От Всеволода пять сообщений.
Она почему-то думала, что жилище Мешкова выдержано в духе андеграунда, такой подпольный рок-клуб конца восьмидесятых, может быть, под крышей старого дома, куда ведет щербатая лестница с гнутыми перилами. Но оказалось, Всеволод живет в ста километрах от города, причем не в коттеджном поселке, а в обычной деревне.
Основной путь Александра проделала на электричке, сомневаясь и волнуясь. На каждой станции она еле сдерживалась, чтобы не выбежать из вагона. Темнота за окнами напоминала, что уже поздно и у Мешкова придется заночевать. Значит, между ними что-то будет.
Или ничего не будет, и это будет значить, что ничего никогда и не было. Просто друзья.
Александра не знала, какой вариант пугает ее больше, но когда, выйдя из электрички, она увидела Всеволода, стоящего под единственным на всю округу фонарем, сразу забыла о своих страхах.
От фонаря шел слабый, но уютный и теплый свет, в котором кружились снежинки, в сумерках еле виднелись высокие сугробы, а сосны, обступившие перрон грозной стеной, казались таинственным лесом. Но темное небо было ясным, и звезды будто подмигивали Александре, мол, не бойся.
Мешков обнял ее и прижался щекой к щеке.
У него был самый прозаический газик, называемый в народе «козел». Только на таком и можно ездить по нашим дорогам, заметил Всеволод. И действительно, дорога от станции до его дома оказалась просто невероятно разбитой.
Насколько Александра могла разглядеть в сумерках, дом Мешкова представлял собой обычный деревянный сруб, правда, большой и добротный. Он был тоже благоустроенным, как ее дача, но гораздо более традиционным.
Они вошли в обычные деревенские сени, оттуда тяжелая, обитая войлоком дверь вела в просторную кухню с настоящей русской печкой, а по узкой лестнице, сказал Мешков, можно попасть на второй этаж, где у него студия. Но там довольно холодно, и лучше они поднимутся туда попозже, когда Александра согреется с дороги.
Сняв шубку и сапоги и сунув ноги в уютные обрезанные валеночки, Александра устроилась за столом, покрытым красивой тефлоновой скатертью. Дальше, за портьерой, очевидно, спальня хозяина, и лучше туда нос раньше времени не совать.
Она поежилась и хихикнула, как девчонка.
Кухня обставлена по-деревенски, но это не стиль а ля рюс, а просто хорошо налаженный быт крепкого хозяина.
Под ногами лежали обычные половики, возле печки стояло несколько ухватов, на полках – посуда, в том числе горшки и чугунки, и сразу было ясно, что это здесь не для колорита, а для пользы дела. В красном углу небольшой киот с несколькими иконами, такими темными, что еле можно разобрать контур лица, руки и нимб.
Мешков потрогал ладонью бок печки, нахмурился и нажал кнопку обычного электрочайника. Тот сразу уютно зашумел.
– Тепло? А то могу подтопить.
Она покачала головой.
Утром этого необыкновенно долгого дня Александра одевалась в суд, а не для поездки на природу. Сейчас на ней был тот самый унылый учительский костюм, который она ненавидела и который совершенно не подходил к обстановке деревенского дома. Несмотря на уверения продавцов, он, кажется, был все-таки синтетическим и за целый день наэлектризовал ее собственное тело, пропитав колючей энергией, вроде ламп дневного света.
– Секундец, – сказал Мешков, скрылся за портьерой и через минуту вернулся, протягивая ей черную толстовку с готической надписью белой краской, – надень, тебе будет удобнее. Это мне подарили фанаты, но я ни разу не надевал. А я пока посмотрю, чем тебя накормить.
Он отогнул половик, под которым оказался вход в подпол, и спустился туда.
Александра сбросила пиджак и блузку, причесала волосы, намочив гребенку водой из рукомойника, надела толстовку и сразу почувствовала себя бодрее. Опустившись на колени, она заглянула вниз и увидела стеллажи, уставленные заготовками, а в другом углу – солидный запас картошки и других корнеплодов. Вспомнив собственные стратегические запасы, Александра покраснела.
– Варенье из слив будешь? Или лучше повидло? А может, хочешь водки? Я тогда достану маринованный лук, мировой закусон.
– Нет, я водку не хочу, давай повидло.
– О’кей! – Всеволод подал ей банку, закрытую листом пергамента и перевязанную пеньковой веревкой и неожиданно легко выскочил из погреба, подтянувшись на руках. Потом принес из сеней колбасу, и Александра наконец сообразила, чего не хватает в этой кухне. У Мешкова не было холодильника.
Из печки он достал чугунок с картошкой, и они ели ее руками, макая в блюдечко с солью, так что Александре казалось, ничего вкуснее она в жизни не пробовала.
– Послушай, ты, наверное, думаешь, что я приехала, потому что мне плохо и что использую тебя…
– Нет, не думаю. Просто рад, что ты приехала, и все, – сказал Мешков решительно.
– Мне все равно как-то неудобно. То я от тебя бегала, а сейчас вдруг заявилась.
– Саш, я понимаю, что у тебя сейчас непростое время, – Всеволод взял с тарелки картошину и внимательно ее оглядел, – если нужно чем-то помочь, скажи, я сделаю, а если ты просто хочешь быть со мной, то вот он я.
– Но получается, что я пытаюсь решить свои проблемы за твой счет. Как бы использую тебя, что ли.
Мешков негромко рассмеялся:
– Мужчина, Саша, это прежде всего тупое животное. Поэтому когда появляется перспектива быть с любимой женщиной, он не спрашивает, зачем да почему. Он просто идет к ней, и неважно, что будет завтра.
– Даже если я уйду и никогда не вернусь?
– Даже если так. Но я надеюсь, ты вернешься.
Когда она приехала домой, Виктора не было. Ушел на службу сдавать дела и увольняться. Жаль, вдруг подумала Александра, из него мог бы вырасти неплохой руководитель. А теперь куда он пойдет? Прежняя его должность давно занята, главврачи всех мало-мальски приличных стационаров будут шарахаться от него, как от чумного, в суеверном страхе, как бы он не навлек беду на них самих. Разве что пылкая мамаша тряхнет старыми связями… Но ей, вдруг отчетливо подумала Александра, абсолютно на это наплевать.
Она присела на краешек дивана и зажмурилась, вспоминая минувшую ночь. Вот что такое, оказывается, отношения между мужчиной и женщиной! Не нудная повинность, а удивительное переживание, когда тело плавится от восторга, а душа рвется наружу – соединиться с душой возлюбленного. И когда потом вы лежите, не в силах оторваться друг от друга, и смеетесь, и сравниваете, у кого ноги длиннее.
Всю жизнь замужем, а счастье познала только на пятом десятке. Лучше поздно, чем никогда. Или лучше никогда, чтобы не сожалеть о бездарно прожитой жизни, когда закончится роман с Мешковым?
