— Вообще, да, — я внимательно оглядела одноклассницу. — Но я говорила про другое. Тебе не кажется, что Верка какая-то нервная сегодня и несобранная. Пошла к доске, споткнулась и чуть нос не расквасила, в столовой пирожное на себя опрокинула, на геометрии ее со шпаргалкой поймали, хотя она всегда так виртуозно списывала.
— Наверное, ее мучит совесть, ведь она увела чужого парня, вот и не может сосредоточиться, и все валится у нее из рук, — предположила Никитина. — И потом, она могла просто не выспаться, утром обнаружила зацепочку на своих любимых колготках, кот Барсик написал в коридоре, бабушка не оценила по достоинству новую юбку, потому что вообще ее не увидела из-под свитера, и плюс еще что-нибудь. Ну, ты же знаешь, утром за какой-то час сборов в школу сколько всего может произойти, что испортит настроение на весь день.
— Ой, а чей это крестик с цепочкой на полу возле доски лежит? — раздался голос химички. Она поставила колбу с какой-то желтой жидкостью в штатив и подняла с полу вещицу. — Посмотрите, никто не потерял?
Я потянулась рукой к шее. Цепочка была на месте, крестик тоже. С тех пор как я стала ученицей знахарки, я постоянно ношу крестик, иначе учение будет даваться мне в три раза сложнее. Как сказала Еремея: ангел-хранитель без него не захочет мне помогать постигать магические знания.
— Это мой крестик! — воскликнула Вероника и подошла к химичке. — Спасибо, Людмила Алексеевна.
Вера села на место и попыталась застегнуть цепочку, но колечко все время выскакивало из застежки. Михайлова попросила Гошу помочь. Тот повертел в руках цепочку, потеребил замок и сказал:
— Не выйдет, Вер, тут зубцы на застежке никак не сходятся. Щель вроде маленькая, но колечко все же вылетает. Повесь дома крестик на другую цепочку.
— Неужели ты думаешь, что это тоже следствие плохо начатого утра? — обратилась я к Манюне. Та вытаращила на меня глаза. — Мне кажется, что на нашу Веронику навели порчу! — прошептала я на ухо подруге.
— Да ладно! С чего ты взяла? — Машка просто раскрыла рот. — У нее какая-нибудь черная аура?
— Видеть ауру я пока не умею, — ответила я и тут же прочла в глазах Никитиной разочарование. — Но потеря крестика — это явный знак того, что ангел-хранитель предупреждает об опасности, а это часто происходит сразу после того, как навели порчу!
— И поэтому ты решила, что ее сглазили? — Манюнино разочарование возросло вдвое.
— Не сглазили, а испортили, это разные вещи, — поправила я несведущую подругу. — И потом, вся ее нервозность, мелкие неприятности, это тоже говорит о том, что порча медленно, но верно, начинает действовать.
— Ирка, ты меня, конечно, прости, я ученицей у колдуньи не состою, но мне кажется, что ты ошибаешься. Сама посуди, у меня каждый день что-нибудь да случается, в частности благодаря одному маленькому типу, который, к несчастью, является моим родственником и прописан в нашей квартире. Так что же, теперь считать, что брат Даниил на меня порчу навел?
— Достаточно просто проверить, есть ли на Верке порча, — буркнула я, обидевшись на подругу. — Порченым всегда плохо в церкви.
— Ты думаешь, наша Вероника ходит в церковь?
— Хорошо, попив святой воды, у порченых возникает боль в животе, тошнота или еще что. Завтра физра и после бега, прыжков и игры в баскетбол, мы все захотим пить, и я угощу Веру из своей бутылки, куда налью не обычную кипяченую воду из чайника, а святую.
— А если Михайлова принесет свою воду? — задала Маша вполне уместный вопрос.
— Подменю бутылки! Вот увидишь, Машка, на ней есть порча!
— …А Михайлова будет мне помогать, — услышала я голос химички.
Вера прошла мимо нас к большому учительскому столу, чтобы помочь показывать опыт.
— Смешаем щелочь и спирт и нагреем, — объясняла Людмила Алексеевна. Вероника чиркнула спичкой и поднесла ее к спиртовке, чтобы зажечь фитиль. Но спичка тут же погасла. Вера зажгла другую, но та погасла еще быстрее.
— Сейчас Вероника зажжет спиртовку, мы нагреем полученную смесь и увидим, как выделяется… — Но что выделяется при этом нагревании, наш класс так и не узнал. Михайлова, поднеся очередную спичку к фитилю, вдруг закричала. Огонь лихо взвился над спиртовкой сантиметров на десять, обжигая Верину ладонь. Пламя было ярко-алого цвета, без обычной синевы у самого горлышка спиртовки, оно резко подергивалось и как-то странно потрескивало, будто это было пламя костра, в котором от огня гнулся, ломался хворост. Переведя взгляд на одноклассницу, я сама чуть не вскрикнула: на ее красноватой ладони сидел большой черный паук, он медленно пополз по рукаву кофты и оказался на плече.
— Машка, откуда он взялся? Почему Верка не сбросит с себя эту гадость? — удивилась я.
Подруга недоуменно посмотрела на меня.
— Ты о чем говоришь?
— О пауке, о чем же еще!
— У-у, Ирка, отдыхай больше, мы сейчас в кабинете химии сидим, а не биологии, — вздохнула Манюня.
Я не обратила внимания на это замечание, меня сейчас больше волновал другой вопрос: если на Михайлову и в самом деле навели порчу, то кто. Она ничего плохого не сделала. Стоп! Это же!..
Я оглянулась на Алину.
— Не может быть, — пробормотала я. — Алинка — тихая застенчивая хорошая девочка, все уроки всегда выучены, за партой сидит как мышка, слова никому грубого не скажет… не могла же она навести эту порчу?
Машка внимательно прислушивалась к моим словам.
— Ирка, я поняла, Гоша ушел к Верке так внезапно, потому что та воспользовалась магией!
— Это все надо обязательно проверить, — сказала я, и подруга согласно кивнула.
На перемене мы с Машкой, стоя возле полупустого класса, спорили, померещился ли мне паук или нет.
— Извините, девочки, в этом кабинете сейчас начнется урок литературы у десятого «В» класса? — подошла к нам молодая женщина.
— Да, — кивнули мы.
— А вы мне не подскажете, кто тут Маша Никитина? — спросила та, заглядывая в кабинет.
— Ну, я Маша Никитина, а что такое? — настороженно спросила Мария. — Зачем я вам нужна?
— Ой, Машенька! — молодая женщина почему-то радостно всплеснула руками. — Понимаешь, я первый год преподаю в вашей школе, не всех еще учеников знаю… Дело в том, что я веду уроки математики в шестом «Б»…
— Ясно, — перебила ее Машка и тяжело вздохнула. — Вы, наверное, хотите пожаловаться на Даниила.
— Да, — согласно кивнула учительница. — То есть нет. Не то чтобы пожаловаться. Просто ваш Даниил очень живой, подвижный мальчик, и он мне не дает спокойно вести уроки.
— Ясно, — Машка вздохнула еще тяжелее. — На ушах стоит. Что ж, пойдемте, я ему уши оторву, хоть один урок посидит спокойно.
— Нет, ну зачем такие меры, это же все-таки ребенок, к нему просто надо найти свой подход. Я еще не освоилась, поэтому к нему этот подход не нашла, — педагогично сказала женщина. — Я хотела попросить вот о чем. Последние два урока он испортил тем, что пришел не с учебником, а с задачником собственного сочинения. Даня сказал, что в учебнике задачи и примеры скучные, посредственные, и поэтому тут же предложил «порешать то, что решать не скучно». Он раскрыл тетрадь с его собственными задачами, прочел некоторые из них, после чего ученики потребовали, чтобы мы решали только их, а вернее, не решали, а слушали, потому что задачки очень веселые. Я, естественно, отобрала у Даниила эту тетрадку, но он в ответ на унылые вздохи одноклассников сказал: «Не волнуйтесь, у меня дома еще одна есть, с другими, еще более веселыми задачами». Так вот, Маша, вы же вместе с братом живете, не могли бы вы отобрать у него этот «еще один задачник».
