Он провел рукой по шее.
— Меня пытались вешать. Топить… как-то сожгли даже… знаете, на редкость неприятное чувство. А сколько раз хоронили с колом в сердце… травили, проклинали. Мне порой и самому становилось любопытно, имеется ли способ извести меня. Это состояние… когда я очнулся, осознал, во что превратился, я возненавидел и ее, и себя за то, что позволил сделать это… а она лишь смеялась… пожалуй, будь у меня силы ее уничтожить, я бы так и поступил. Но моя тетушка оказалась предусмотрительна. И в клятве, которую мы оба принесли, скрепляя сделку, оговорила, что я не причиню ей вреда. Впрочем, как и она мне.
Себастьян вот не особо верил в чудотворную силу клятвы, особенно если давалась она колдовкой. Вот уж кто умеет со словами играть.
— Я удалился от мира. Долг свой посчитал исполненным… и то, земли Валахии были очищены… месть… пожалуй, свершена. Я помнил смутно, как умирала мачеха, и брата тоже, кажется, он молил о пощаде. Я не горжусь тем, что совершил, князь. Но я совру, если скажу, что в иных обстоятельствах был бы милосерден. Возможно, подарил бы легкую смерть… в мои времена милосердие почитали за слабость.
— Не только в ваши.
— Да? Мне казалось, что мир все же переменился. Однако вам видней. — Владислав поднялся. Движения его были легки, и виделось в них нечто этакое, насквозь нечеловеческой и даже неживотной природы. — Как и сказал, некоторое время я вел крайне уединенный образ жизни. Пытался смирить жажду крови, бушевавшую во мне.
— И как? — Вопрос, пожалуй, был весьма актуален.
— Вполне успешно. Кровь по-прежнему нужна мне, но, чтобы получить ее, не обязательно кого-то убивать. Смерть вообще не обязательна, если брать историю магических практик. Разве что для некоторых… исключительных ритуалов, которые и в мои, более вольные, времена полагались запретными. Потом я путешествовал… много… выяснилось, что, хотя дневной свет и причиняет мне некоторые неудобства, но вовсе не является смертельным. В храмах мне… порой неуютно, а порой я и вовсе не чувствую разницы. Все же храм — лишь здание, верой его наполняют люди. Пожалуй, именно тогда я и пришел к необходимости веры для дальнейшего своего существования…
— Так вы…
— Верую. — Владислав сцепил руки за спиной.
Надо же… Себастьян прикусил язык, чтобы не сказать ненароком чего-нибудь этакого, что бы оскорбило чувства хозяина.
Но все ж верующий упырь — ладно, носферат — это несколько чересчур.
— Сколь я знаю, существам… скажем так, не совсем живого свойства в наличии души отказано.
— Кем отказано?
Интересный вопрос. А и вправду, кем?
— В свое время сей вопрос меня несказанно интересовал. Вечная жизнь тела — это, безусловно, замечательно. Однако я не столь самонадеян, чтобы и вправду поверить, будто доживу до скончания мира. Да и если вдруг, то такая жизнь скоро станет наказанием… иное дело — душа. Надежда вернуться к истокам. Очиститься. И родиться вновь человеком. Это слишком много, чтобы просто взять и отказаться. Конечно, в большинстве своем жрецы согласятся с вами… нынешние жрецы. Но вера и религия — все же несколько разные вещи. И вера в своей сути не требует ничего, помимо своей веры. Молитвы. Храмы… это нужно людям, не богам.
— Лет сто тому вас бы на костер отправили за этакое вольнодумство.
Владислав позволил себе улыбнуться.
— Думаю, меня и сейчас с превеликим удовольствием сожгли бы. Не только за вольнодумство. Но в моем замке собраны прелюбопытные свитки. О прежнем мире. О прежней вере. О том, что каждый, будь то человек или нет, суть их творение…
— Хельма…
— И его. Он незаслуженно забыт ныне. В мои времена Хельму молились открыто. Бог воинов. Аптекарей. Гробовщиков. Повитух. Палачей. Колдовок и ведьмаков, тех, кто стоит на грани и за гранью. Именем его поднимали мертвецов и им же упокаивали… его боялись. У него не искали защиты, но мести и справедливости. И никому не пришло бы в голову стыдиться этой веры. Это то же самое, что стыдиться неизбежной смерти…
— А вы…
— Я и так мечен его знаком. — Владислав коснулся сложенными щепотью пальцами лба. — Однако сие не значит, что я не могу преклонить голову перед другим алтарем. Люди мерят богов по себе, а это неверно… вам ведь довелось… ощущать его близость?
Себастьян поежился. И отвечать не стал, но Владиславу ответ и не был нужен.
— На вас еще лежит тень его силы и, боюсь, останется на годы, если не на всю жизнь. Ее не все видят…
— И чем это мне грозит?
Все же Себастьян полагал себя личностью здравомыслящей, и даже божественное внимание, без которого ненаследный князь неплохо себя чувствовал, не в силах было поколебать сие здравомыслие.
— Ничем. Это не проклятие. И не благословение, как думают иные глупцы. Вы не обретете новых способностей и не утратите прежних. Ваша жизнь по-прежнему будет принадлежать вам…
— Разве что… — Себастьян выжидающе замолчал.
— Разве что сумеречные существа… будут относиться к вам с повышенным вниманием. Их манит сила, особенно темная… это… это как аромат холодной воды в жаркий день. Или нектар для пчел…
— То есть жить мне лучше там, где нет пасек, — мрачно заметил Себастьян.
— Именно.
— Спасибо, что предупредили… а снять это…
— Попробуйте встретиться с другим богом.
Совет можно было бы счесть за издевательство, вот только Владислав говорил вполне серьезно. А Себастьяну подумалось, что боги и вправду слишком уж отличны от людей, чтобы стремиться к встрече с ними. С этой меткой он уже без малого год живет. Ничего. Притерпелся.
— А все же, как вы…
— Оказался здесь? Вновь же благодаря своей тетушке… вы ведь встречались с ней. Неуемного характера особа.
— Была, — уточнил Себастьян.
— Была. — Владислав согласился. — Мир менялся, и довольно стремительно. Признаюсь, мне весьма непросто было принимать перемены. И потому я вновь вернулся в родовой замок. Я закрыл его от людей, посвятив себя книгам… десятки моих агентов по всему миру занимались тем, что выискивали редкие рукописи. Свитки. Манускрипты. Я оплатил экспедицию в страну Кемет, откуда, по некоторым данным, и появились носфераты. Снарядил два корабля к Новому Свету. Я собрал огромную библиотеку, да и не только библиотеку. Вещи. Предметы. Маска крылатого бога, которому приносили в жертву сердца людей. Плащ из человеческих шкур, что надевали жрецы, совершая молебен. Камни пирамиды, пропитавшиеся кровью и силой… черепа из черного хрусталя… многое иное, за чем охотились люди. Иные вещи просто интересны. Другие слишком опасны, чтобы позволить им оставаться в мире.
— И вы их…
— Храню. Я осознаю, что иные предметы из моей коллекции было бы правильней изничтожить, однако и у меня остались кое-какие слабости. Я слишком стар и потому ценю вещи, которые старше меня. Испытываю к ним уважение… тетушку привлекла моя коллекция. Вернее, некий артефакт, оказавшийся в ней по случаю. Я не полагал его ценным. В нем не ощущалось силы. Обыкновенный клинок. И обыкновенная же чаша из серого камня. Древняя, и только. Сработанная столь грубо, что и глядеть на нее было неприятно. Но тетушке в просьбе ее я отказал. И, признаться, весьма заинтересовался этой парой. Решил, что она никогда не проявляла пустого любопытства, а стало быть, и предметы эти вовсе не столь безобидны. Моей ошибкой на сей раз была самоуверенность. Полагая себя сильным, едва ли не всесильным, я и мысли не допускал, что тетушка вполне способна бросить мне вызов. Она украла и клинок, и чашу. А вскоре мир содрогнулся… мы все ощутили это. Люди слабее, а существа сумеречные остро. Серые земли… это не просто место. Истончившаяся грань. Живая сила, которая кажется легкою… ее так много, что, казалось бы, бери, сколько сумеешь. Пей. Вот только напиться ею невозможно. Мой замок, пожалуй, скопил в себе слишком много иного. А может, и сам переменился. Его притянуло сюда. И меня вместе с ним. Это было несколько… неожиданно. Признаюсь, и мой разум сила несколько затуманила. Не настолько, чтобы вновь превратиться в чудовище, но достаточно, чтобы… захотеть им стать. Этакое примирение двух сторон натуры.
