— Ох, Ясенька… — Настасья аж задохнулась от восторга. — Ты только посмотри!
— Нравится? — Баронет обернулся.
Глаза полыхнули красным… примерещилось. Конечно, примерещилось… с перепугу. С того, что не по вкусу Яське это место и дом тоже, о дюжине тонюсеньких колонн, о крыше двускатной, на которой крутился кованый флюгер. И престранно так крутился, то в одну сторону, то в другую, хотя ж ветра и вовсе не было. Не по вкусу и лестница со ступенями широкими, да только трухлявыми, словно зубы старой колдовки.
И холодок по хребту бежит.
Криком бы кричать немым, да только застыл он в горле. Кони же, всхрапнув, остановились.
— Что ж, дорогая моя супруга, — баронет ловко соскочил и ручку Настасье подал, — прошу вас…
Яська выбиралась сама.
С трудом сдерживала она желание перебраться на козлы да хлестануть коней, что стояли смирнехонько, будто зачарованные. Глядишь, и вынесли бы с этого болота… Не посмела.
Выбралась кое-как из коляски.
Уговорила себя, что велики у страха глаза. Небось не доводилось прежде Яське бывать в господских домах, вот и робеет. А Настасья уже по лестнице поднимается, глядит только перед собою. И остается — догонять. И Яська бежит почти бегом, да только догнать не способна. Лестница-то на деле крутой оказалась, так и норовит ступенечку под ноги сунуть.
Двери тяжелы.
Скрипят.
А в доме темень темная… нет, встречают, женщина высокая, иссохшая до того, что, кажется, дунь посильней и рассыплется. В руке ее — подсвечник, да не простой, но рогатый. И свечи стоят хорошие, белые, и огонь горит ровно, да только…
Яська моргнула.
— Добро пожаловать, дорогая Анастасия, — сказала женщина, передавая диковинный подсвечник баронету. Сама же обняла Настасью, расцеловала в обе щеки. — Я несказанно рада, что с вами сын мой наконец обрел личное свое счастье, но идемте скорей. Мои дочери желают воочию убедиться, что в жизни вы более прекрасны, чем на карточке.
Она говорила и вела Настасью, а та шла, будто зачарованная.
Или и вправду зачарованная? Ей-то прежде никто слов этаких, ласковых, не говаривал. А про Яську все и запамятовали. Она шла следом, пока путь ей не заступила мрачная девка в черном платье.
— Ты пойдешь со мной.
— Куда?
Оставлять Настасью одну Яська не собиралась.
— Куда скажу, туда и пойдешь. Или думаешь, что тебя за господский стол посадят? — Девка скривилась: — Хватит одну уже…
Почему Яська и вправду с ней пошла? Который год спрашивала себя о том, но ответа не находила. Она просто вдруг оказалась в комнате, махонькой такой комнате, куда еле-еле лежак влез.
— Отдыхай, — велела та же девка. — Завтра будет тяжкий день.
Она оставила на лежаке поднос, серебряный, вида роскошного весьма, с сушеным мясом, с хлебом зачерствелым, покрытым белесою плесенью. Этакий хлеб дома только свиньям и замачивали.
Дверь закрылась.
А Яська хлеб взяла, думала выкинуть, но сунула за пояс. К мясу же прикасаться не стала и вина не тронула, верно, тем и спаслась.
Она легла, думая, что завтра же поговорит с Настасьей, что если уж та счастлива в этом доме и с этаким мужем, то и пускай. А Яське тут оставаться вовсе без надобности. Вернется она. И пускай не выйдет замуж, ей-то не особо охота, но устроится куда служанкою. Небось не белоручка, все умеет, что стирать, что убирать, что готовить… с этой мыслью, почти успокоенная, Яська и уснула. А проснулась… проснулась посеред ночи.
Было не темно.
И не светло.
Странно.
Яська села на жесткой кровати… нет, ее не мучили дурные предчувствия, и опасности она более не чуяла. Ей просто захотелось до ветру. А в горшок ходить она непривычная, хоть бы горшок и оставили.
Яська толкнула дверь, а та не открылась.
Заперли.
Она поняла это отчетливо, а следом поняла, что никто не позволит ей возвернуться в город. И надобно было стегать клятых лошадей, куда б ни завезли, а все лучше этого места.
Тогда-то и страшно стало.
А от страха того потемнело в глазах… и, наверное, если бы не страх этот, Яська б не выбралась. Откуда только силы взялись? Видать, сама Иржена за плечами стояла, ежели удалось расковырять замок дверной шпилькою. И она же повела.
По темным коридорам.
Мимо пустых комнат. Яська заглянула в одну: все-то паутиною заросло, пылью, грязью. А в господском зале горели свечи, только и тут никогошечки не было. И, свечу украв, Яська двинулась дальше.
Дверь в ту комнату была открыта.
Распахнута настежь.
Приглашала будто бы войти. И Яська не устояла перед этим приглашением. Страшно было? Было. Так, что руки заледенели, а ноги сделались непослушными. Но ничего. Вошла.
Свечи горят.
Дюжины свечей, что на полу каменном, что на столиках, которых тут множество было и самых разных, будто бы со всей усадьбы стянули их. Высокие и низкие. Круглые. Квадратные. Один даже с дыркою, из которой поднималась многорогая канделябра.
Пламя было белым.
Яське никогда-то прежде не думалось, что пламя может быть белым, чистым, ярким до того, что ослепило оно. Иначе как понять, что Яська, порога не переступавшая, оказалась вдруг в самом центре комнаты. Тут не было свечей, они остались за чертою, черной, выбитой в камне пола. И свет их будто бы размазывался, стекал по воздуху, точно этот воздух сам стал стеною.
Яська потрогала.
Пусто.
И жутко.
Тишина… холодок по ногам вьется, ластится, норовит забраться под тяжелую Яськину юбку. И чувствует она сквозь носки вязаные, плотные, что пол леденющий, до того леденющий, что холод этот опаляет.
Только думалось не о холоде, но о девушке, которая сидела на полу, поджавши ноги.
Платье белое, в розанах. Плечи голые. Руки на груди скрестила, волосы волною легли, уже не золотые — белые, инеем припорошенные.
— Настя… — Яська как-то сразу поняла, что сестрица мертва.
Но понять — одно, а вот поверить… ведь сегодня еще Настька наряжалась, готовилась, что ко свадьбе своей, что к поездке этой… и говорила про наряды, про подарки жениховы… и жизнь себе придумала счастливую, до самой старости счастливую… а теперь вот сидит тут… красивая, до того красивая, что глядеть больно… и взгляд не отвесть.
ГЛАВА 12
О людях и нелюдях
Ваше темное прошлое может обеспечить вам светлое будущее…
Из рекламной листовки Ордена Прикладного очищения душ, коему требовался фактический материал для отработки избранных методик очищения упомянутых душ
