— И мне кажется, что ты, милочка, слишком уж много времени проводишь за сим инструментом. — Мизинчик панны Арцумейко указал на печатную машинку. — Это плохо сказывается на твоей осанке…
— Простите. — Эржбета с трудом поборола в себе желание взять печатную машинку и опустить на макушку панны Арцумейко, и то лишь потому, что не сомневалась: пострадает от этого столкновения именно машинка. Панну Арцумейко защитят что толстый шиньон, что собственная ее твердолобость. И, постаравшись, чтобы голос ее звучал уверенно, Эржбета повторила: — Простите, но мне нужно работать. Контракт…
Контракт был именно тем словом, значение которого панна Арцумейко понимала и принимала аргументом. Она, окинув комнату орлиным взором — от него не укрылся некоторый обычный для Эржбеты беспорядок, — прошествовала к двери.
— Не забывайте, милочка, — молчания панны Арцумейко надолго не хватило, — преступный элемент не дремлет!
Дверь она прикрыла.
Эржбета прислушалась к шагам — с панны Арцумейко станется дверь прикрыть собственным телом, защищая честь жилички от коварных помыслов преступного элемента, — и вздохнула. Нет, квартирная хозяйка свои обязанности исполняла, но вот помимо их… жизнь рядом становилась все более невыносимой. А с другой стороны, пойди отыщи в Познаньске квартирку, чтобы и недорого, и в приличном месте…
Эржбета вздохнула куда тяжелей и повернулась к машинке.
Руку занесла… застыла… былое вдохновение куда-то исчезло. И героиня с ее метаниями гляделась дура дурой, и герой не лучше. Брал бы и… на этом «и» уши Эржбеты ощутимо покраснели.
Нет, она вовсе не думает ни о чем таком… брал бы отношения в свои могучие мужские руки и строил бы, а то, понимаешь ли, только и хватает, что на пылкие признания.
Она опять вздохнула, горше прежнего, и закрыла глаза, силясь вернуть себя в романтический настрой, нужный для завершения сцены. Сколько она так сидела, Эржбета не знала, романтический настрой упорно не возвращался, сцена не писалась, а в голове только и вертелось всякое-разное…
…о прогулках…
…и о том, что не было в тех прогулках ничего предосудительного… и наверное, даже обидно, что не было… чинно все, степенно… разговоры и те исключительно на темы, которые панна Арцумейко одобрила бы…
Из раздумий Эржбету вывел тихий скрип.
Скрипели ставни.
Она давно собиралась пожаловаться на них квартирной хозяйке, да все как-то забывала.
По спине потянуло сквозняком… и по ногам тоже… Эржбета вновь где-то тапочки потеряла… была у нее дурная привычка в чулках расхаживать, а то и вовсе босой…
Неуютно стало.
…но откуда сквозняк?
Дверь закрыта. И окно тоже… панна Арцумейко ведь самолично его… но там щеколда слабая, чуть поддень…
Екнуло сердце.
А ведь и вправду… преступный элемент… в городе неспокойно… волкодлак опять же… и воров развелось, об чем в давешних «Ведомостях» писали, а в «Охальнике» и вовсе статья целая вышла про то, как коварный преступный элемент честному воеводе в чай евонный отравы подлил. Чудом спасли.
Так то воеводу, Эржбету же спасти некому.
Скрипнула половица, тихонечко так… не будь Эржбета уверена, что в комнате она не одна, то вряд ли б услышала этот скрип… и вот вторая… кто-то есть.
Крадется.
Эржбета остро, как никогда прежде, ощутила близость смерти. Порой она сама думала о том, чтобы умереть молодой и прекрасной, не всерьез, конечно, лишь когда очень хотелось пострадать, а должного повода не было… но ведь мысли — это одно, а действие — совсем другое.
Эржбета строго-настрого велела себе успокоиться.
Она не позволит вот так взять и убить себя.
Защищаться будет… и надо бы кричать, звать на помощь, но горло будто невидимая рука сдавила. Эржбета и словечка вымолвить не способная… ладно, молвить она не будет.
Возьмет, что потяжелей…
К примеру, машинку.
Верную. Не один роман выстрадавшую… весившую с полпуда где-то… может, чуть меньше.
Поднимет.
И…
Машинку Эржбета швырнула в смазанную тень, которая согнулась у двери явно с недобрыми намерениями… и тень дернулась, почти ускользнула, но маневру ее помешал столик из мореного дуба, поставленный панной Арцумейко из любви к красоте.
Столик был тяжелым.
Высоким.
И громким… на пол он упал с ужасающим грохотом, впрочем, может, не столик, но машинка… или тень, в ближайшем рассмотрении оказавшаяся вовсе не преступным элементом, но Гавриилом.
— Доброго вам вечера, — сказала Эржбета тоненьким голоском, когда вообще сумела заговорить.
Гавриил не ответил. Он лежал, уткнувшись носом в ковер, раскинув руки, будто силясь оный ковер заключить в объятия.
Эржбета охнула.
А потом и ахнула, заслышав, как скрипит лестница под весом панны Арцумейко, которая, позабывши о том, что степенным дамам приличествует походка неторопливая, поднималась весьма даже споро…
— Гаврюша… — тихонько позвала Эржбета, не особо надеясь, что на зов ее откликнутся. — Гаврюша, извини, пожалуйста, я нечаянно…
Панна Арцумейко все ж остановилась перевести дух, ибо к своим годам немало располнела, что, впрочем, полагала исключительно достоинством, поелику худоба женщинам лишь в молодые годы идет. Однако же немалый вес ее порой доставлял и неудобства, вроде одышки и колотящегося сердца.
Эржбета потрясла головой: надолго одышка панну Арцумейко не задержит. И что она скажет, увидев Гавриила…
— Прости, — всхлипнула Эржбета, заозиравшись.
Мысль о том, чтобы запихать тело неудачливого охотника под кровать, она отбросила сразу. Во-первых, кровать была низкой, во-вторых, Эржбета точно помнила, что где-то там, среди пыли, скрывалась пара черных ее чулок. А черные чулки уж точно не подобающая незамужней женщине деталь туалета.
И ладно, если Гавриил мертвый, а если очнется и найдет?
Что он про Эржбету подумает?
Отбросила она мысль и о столе, и о занавесках, которые точно нельзя было назвать надежным убежищем. Оставался шкаф, в который Эржбета не без труда, но запихала неподвижное тело.
— Милочка, — на сей раз панна Арцумейко не стала тревожить жиличку стуком, но просто вошла, — что у тебя случилось?
— Машинка упала. — Эржбета указала на машинку мизинчиком.
Панна Арцумейко нахмурилась.
— Я сидела… думала… над тем, что вы сказали, и думала, — не было лучшего способа подольститься к панне Арцумейко, чем признать ее правоту, не важно в чем, — а она вдруг… взяла и упала… сквозняком, наверное, сдуло…
Эржбета осознавала, сколь нелепым выглядит ее версия.
