Мать звенит посудой на кухне – летом она всегда живет здесь. Она любит этот дом так же, как он сам. Они и раньше всегда жили тут летом – мать выращивала цветы, варила варенье, иногда они вдвоем ходили гулять в лес или на Дальние озера. Отца Влад помнил весьма смутно, он ушел от них в какую-то другую жизнь давным-давно, не пожелав взять на себя ответственность за семью. Мама, казалось, уходу отца была рада, и этого никто не понимал, даже бабушка с дедом осуждающе качали головами – не смогла удержать мужика! – а их дочь презрительно улыбалась – вот еще, держать его!
И сейчас, слушая, как она звенит посудой на кухне, он понимал, что рад вот так лежать в своей старой кровати, слушать знакомые с детства звуки и знать, что впереди длинный летний день, который он может провести так, как захочет.
– Доброе утро, мам.
Она повернулась к нему – ее лицо время тронуло осторожно, глаза у нее такие же ясные, как и раньше, а каштановые кудрявые волосы, собранные в пучок бархатной зеленой резинкой, тщательно уложены.
– Давай завтракать, лежебока.
Он улыбнулся и вышел во двор. Цветы, которые мама увлеченно разводила на их огромном участке, разноцветными пятнами выделялись на зеленой траве – мать разбросала клумбы по всему участку, и они выглядели яркими островками, случайно выросшими посреди газона – но за этими островками ухаживали очень трепетно.
Нет ничего лучше, чем утреннее умывание водой из колодца. Он сам натаскал ее и слил в большую бочку, установленную под навесом, вода тяжелая, прозрачная, пахнет бочкой и листьями, и наслаждение от утреннего умывания невероятное. И снова приходит ощущение покоя и счастья, почти забытое за последний год.
– Владик, ты долго будешь копаться?
Он опять улыбнулся. Все так, как было, здесь время остановилось, вот она, мама, – привычная и очень мало изменившаяся, и дом с большими окнами, и за воротами улица с ухоженными заборами и клумбами. Все так, как должно быть.
Завтрак аппетитно пахнет, и Влад ощутил, что проголодался.
– Садись, сынок.
Тарелки тоже знакомые, еще бабушкины – как всегда, безупречно чистые. А стаканы новые, те, что он привез, из толстого стекла с массивным донышком. Мать налила ему компота, пахнущего вишнями и смородиной, и он залпом выпил сладковатую жидкость, не холодную и не теплую, а слегка прохладную. Только мать умеет это – накормить его так, как он хочет. И только ей он позволял ухаживать за собой, это как бы само собой разумелось.
– Вкусно. – Он разрезал стейк и вдохнул запах мяса. – Ты всегда знаешь, чего мне хочется.
– Мы слишком давно с тобой знакомы, чтобы мне этого не знать. – Мать улыбается одними глазами. – Ешь, сынок, а после перекопаешь мне дальнюю грядку, я там укропа насею. Будет у нас укропа этого видимо-невидимо, а то ведь без него ни супа не сваришь, ни консервации не сделаешь, зачем его покупать, если можно своего насеять.
Это был их всегдашний разговор, и дело даже не в тех копейках, которые приходилось платить за покупной укроп, а просто нравилось матери его выращивать, да он и сам любил эти кудрявые, пряно пахнущие грядки.
– Перекопаю, конечно. Мам, как ты думаешь…
– Соня утром приехала.
Эта фраза упала между ними, как первая дождевая капля в пыль, и повисла такая же тишина, как перед ливнем – вот-вот обрушится стена воды, и все замерло в ожидании бури, которая сломает слабое и больное и укрепит сильное.
– Понятно.
– Что тебе понятно? Девочка питается какими-то растворимыми супами. Нальет кипятка в порошок, и вся еда! Я сейчас упакую корзинку, отнеси ей завтрак и скажи, что я жду ее к нам на обед в три часа. А потом уже копай. Я бы сама сходила, но мы заболтаемся с ней, а у меня дел полно, обед надо готовить.
– Ладно, схожу.
Они давно уже не говорили о том, что произошло много лет назад – Лиза словно была жива, потому что они не произнесли то, о чем думали, а не произнесли, потому что страшно. Если ее тело не нашли, значит, теоретически она может быть еще жива, просто обитает где-то в своем, видимом только ей мире – так же, как тогда, когда ходила по этой улице, грезя наяву, а они все существовали для нее где-то в параллельной реальности, и только Анжелка могла и умела пробиться к ней. Потом Лиза ушла в тот мир, в котором жила – ушла полностью, и никто не смог найти ее следов, словно и не было ее. Хотя ее, если вдуматься, здесь в любом случае не было – просто тело, в котором обитал мозг, настроенный на другую волну.
– Спасибо, мам, завтрак вкусный. Грядку я сейчас перекопаю, а ты пока упакуй корзинку.
Он вышел во двор и направился к сараю за лопатой. Ему хотелось подумать, а лучше всего думается во время монотонной работы, не требующей интеллектуальных усилий. Грядка для укропа оказалась очень кстати.
Укроп – отличное растение, в хозяйстве без него никак.
* * *
– Не понимаю, зачем тебе это надо.
Татьяна лежит в шезлонге у бассейна и смотрит на Дариуша из-под полуопущенных ресниц. Ее совершенное тело, загоревшее до золотистого цвета, кажется ненастоящим – не должно быть такого совершенства, это вызов обществу. И тем не менее она здесь и вполне живая. Ее коротко стриженные каштановые волосы оставляют открытым лицо с высокими скулами, огромные глаза цвета дорогого виски осеняют длинные ресницы. Брови вразлет придают этому лицу высокомерное выражение – или оно правда высокомерное? Дариушу это неважно. Главное – они здесь вместе, и шутки, которыми они обменяются со старыми приятелями завтра ночью, будут смешить их еще долго.
В этом особая ценность общества Татьяны – она всегда готова поддержать любое, даже самое безумное начинание, если в результате кого-то можно выставить дураком и всласть посмеяться над удачной колкостью. Злой и наблюдательный ум Татьяны всегда подмечает слабости окружающих, а уж близкие приятели для нее и вовсе как на ладони, какая разница, сколько лет прошло.
– Это будет весело. – Дариуш провел пальцем по плечу Татьяны, в этом жесте не было ничего сексуального или страстного, так трогают статуи в магазине, чтобы понять, из чего они сделаны. – Мы не виделись много лет. Я навел справки обо всех, ты знаешь, каждый чего-то достиг.
– Могу себе представить. – Татьяна презрительно поморщилась. – И чего же?
– Мишка Ерофеев сейчас работает в Министерстве транспорта, должность вполне значительная. Брат его – помнишь, бойкий такой, он младше нас был года на три? Он гонщик-мотокроссер, у него контракт в сборной Германии.
– Надо же…
– Да, прикинь. – Дариуш сел на бортик бассейна и опустил ноги в воду. – Машка защитила диссертацию, преподает в университете прикладную математику.
– Она всегда была книжной молью.
– Она когда-то здорово подтянула меня по алгебре. – Дариуш вздохнул. – Ты же моего старика знаешь, он репетиторов не признавал – давай сам соображай… а тут Машка. В то последнее лето, помнишь, а потом уже… а, неважно. Сейчас Машка – доктор наук, мать семейства и вполне состоялась. Софья – известная писательница, пишет неплохое фэнтези под псевдонимом Ксения Павлова, издается у нас и за границей, и…
