– Да уж, придется. Без тети Тамары никак не обойтись, – ответила Наталка.
В подтверждение ее слов меня опять вырвало.
– Наталка, беги уже! И на помощь позови кого-нибудь! – закричала Лариса Арнольдовна. – Я не хотела! Не знала!
– Наталка, подожди, – прошипела я, собравшись с силами.
Лариса Арнольдовна склонилась надо мной, чтобы слышать каждое слово. Наталка села рядом.
– А вы кто? – спросила я у Ларисы Арнольдовны.
– Наталка, у нее что, провалы в памяти? Что же это за болезнь такая, что детей так мучает?
– Вы кто? – повторила я свой вопрос.
– Каринка, успокойся, Лариса Арнольдовна наша пионервожатая. В школе. Понимаешь?
Я кивнула.
– Ты что, испугалась? – спросила заботливо Наталка.
Я кивнула.
– Лариса Арнольдовна, вы же знаете, она городская. И всего боится. Она никогда халвы не ела. И хлеба тоже! Представляете, как им в городе живется? Очень плохо! Каринка даже абрикосов никогда не пробовала. И яйца пить не умела. А вы ее напугали. Вот чем вы ее напугали?
Я смотрела на свои ноги, ожидая, когда они окончательно прилипнут к асфальту, и боялась сдвинуться с места.
– О, я знаю! – радостно воскликнула Наталка, будто ей удалось поставить мне диагноз. – Она асфальта боится! Да, Каринка? Мишка над ней подшутил, когда еще не знал, что она – моя сестра. Он ее в саман засунул. Ну, в шутку. А Каринка тогда в первый раз сознание отключила. Может, и сейчас так же?
– Бедная девочка, – пионервожатая чуть не плакала. – Да как же можно асфальта бояться?
– Ох, Лариса Арнольдовна, вы не представляете, какая у них тяжелая жизнь. Каринка даже вязать не умела. А вы хотите к бабушке Терезе отправить!
– Не хочу, что ты! – запаниковала пионервожатая. – Наталочка, беги, позови на помощь. Карина, я же не знала, что у вас все по-другому. Наверное, и пионеры у вас другими делами занимаются.
Тут я уже начала плакать.
– Ну вот, опять, – не на шутку рассердилась Наталка. – Да она у нас совсем плакать перестала! Мы уже так стараемся, чтобы отучить ее. И вот вы ее довели. Сейчас у нее точно приступ будет! А уж какой – я не знаю.
– Я должна вам сказать, что не могу к бабушке Терезе, – сказала я. – Очень хочу, но не могу. Не имею права, – прохлюпала я.
– Кариночка, не надо, все хорошо. Ты можешь встать? Давай домой пойдем? Ладно? – Лариса Арнольдовна сама чуть не плакала.
– Это не потому, что я болею. Это по-другому! – закричала я.
– Конечно, конечно, – пионервожатая пыталась меня оторвать от асфальта и поднять на ноги.
– Я не пионерка! – выдохнула я, и меня опять вырвало.
– Что? – Тетя Тамара была нужна не мне, а Ларисе Арнольдовне.
– Я не пионерка, – прошептала я из последних сил.
– Как это? Это потому что ты болеешь? – не поняла пионервожатая. – Что же за город такой, что больных детей отвергают? Наталка!
Наталка смотрела на меня, выпучив глаза. Такого даже она не ожидала.
– Как это – не пионерка? – спросила она.
– Не успела! – я опять залилась слезами. – Мы с мамой все время ездили. Меня не приняли, потому что сначала было рано, а потом – поздно. И галстука у меня нет, а без галстука же нельзя. У меня только значок был, но он же не считается! А когда мама галстук купила, съезд партии уже прошел. Только на съезде можно было принимать. И меня опять не приняли. А когда день рождения Ленина был, мы опять уехали. Поэтому я не могу быть пионеркой и брать шефство. Это нечестно.
– А в октябрятах ты была? – Лариса Арнольдовна уже оплакивала мою судьбу. Вокруг, естественно, собрались люди, и Наталка рассказывала им краткое содержание произошедшего. Про то, что нужно взять шефство над бабушкой Терезой, что Костик с Дамиком объели у нее всю клубнику, что она никак не может взять шефство, потому что на ней младший брат и больная сестра. Такая больная, что ее даже в пионеры не приняли. А Лариса Арнольдовна их заставляла и довела меня до рвоты и истерики. И теперь одна надежда на тетю Тамару. Только непонятно, от какой болезни меня лечить. Ведь я еще и асфальта боюсь. И все – из-за Ларисы Арнольдовны.
Женщины стояли, образовав круг, и качали головами. Смотрели осуждающе.
– Так я же не знала! – кричала, как раненая птица, пионервожатая, прижимая меня к груди, отчего меня еще больше тошнило.
Толпа тут же разделилась во мнениях. Одни считали, что Лариса Арнольдовна виновата: все же знают, что я больная. Уж сколько Тамара мне снадобий готовила, ни одному ребенку столько не надо было. Другие жалели бабушку Терезу: живет у самого берега реки, подниматься по тропинке в город ей тяжело, помощи ждать неоткуда. Конечно, надо помочь. Все помогают. Третьи недоумевали, как может девочка не быть пионеркой и как так в городе дети живут, что их даже в пионеры не принимают?
Когда к месту событий прибежала тетя Тамара, ей передали уже совсем другую версию произошедшего – мол, пионервожатая не приняла меня в пионеры, бабушка Тереза осталась без клубники и чуть не умирает в одиночестве, а я – тяжело больна. Настолько тяжело, что даже городские врачи не могут эту болезнь вылечить. И как же вылечишь от болезни асфальта? Что за зараза такая?
Тетя Тамара плюнула в четыре стороны, мигом разогнав толпу – ведь все знали, что ее слюна может быть ядовитой. Она отлепила Ларису Арнольдовну от меня, погнала Наталку за водой, заставила меня выпить целую кружку и отхлестала по щекам, сунув под нос какую-то вонючую вату.
– Так, теперь пошли домой, – велела она. И мы стройной цепочкой двинулись по дороге.
Дома разобрались. Я еще раз рассказала, что боялась прирасти к асфальту и что меня не приняли в пионеры из-за частых разъездов. И рвота была от расстройства, но не желудка, а психики. Я очень переживала, что обману пионерскую организацию в лице пионервожатой. Наталка вынуждена была признаться, что у нее на ближайшие две недели другие планы – рыбалка, канал, кино и прочие развлечения, поэтому она надеялась избавиться от шефства. Женщины выслушали нас и вынесли вердикт – мы с Наталкой можем и должны помогать бабушке Терезе. Только сначала нужно принять меня в пионерки.
– Я не имею права! – воскликнула Лариса Арнольдовна.
– Тогда шефства не будет, – отрезала тетя Тамара.
– Ты клятву знаешь? – спросила меня пионервожатая.
– Знаю. Я перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить свою родину…
– Ну, что тебе еще надо? – всплеснула руками тетя Тамара.
– Бюст, мне бюст нужен! – заплакала Лариса Арнольдовна.
– Чей бюст? – удивилась знахарка.
– Как чей? – ахнула пионервожатая, как будто тетя Тамара произнесла что-то ужасное, отчего она должна была провалиться сквозь землю. – Ленина!
