– Потерпи. Ты же смелая. Знаешь, какую мне сказку тетя Тамара рассказала?
– Какую?
– Встретились однажды волк, снежный барс и медведь и стали спорить, кто из них самый храбрый. Барс сказал, что он самый храбрый и ничего не боится. Волк тоже сказал, что нет такой вещи на свете, которая бы его испугала. Только медведь долго молчал, а потом признался, что есть то, чего он боится. «И что же это такое, что тебя – медведя – испугало?» – спросили звери. «Старость», – ответил медведь.
– И что это значит? – хлюпнула Наталка.
– Не знаю. Но если мы молодые, значит, все остальное не страшно. Значит, ты со всеми скелетами справишься. Правда?
– Правда. Только все это сказки – и про медведя, и про скелетов. Никто тут не ходит по ночам. Враки все. И за ноги никто не утаскивает. Только крысы пищат, – буркнула Наталка.
Ее вытащили только через час. Ребята, как выяснилось позже, заблудились, свернув не на ту тропинку.
Я увидела, как на дороге появилась старая машина, которая не пойми как ехала – она взбиралась на холм, пыхтя и оглашая всю округу ревом. За рулем был пожилой мужчина. Он молча размотал веревку, вытащил складную лестницу. Ребята достали одеяло. Наталка была уже ни жива ни мертва. У нее стучали зубы, и даже одеяло не согревало. Нас довезли до какого-то дома, где уложили на полу.
– Сейчас ехать нельзя. Опасно, – сказал мужчина, который вытащил Наталку.
– Меня отец убьет, – сказал Костик.
– И правильно сделает. Завтра я вас в сельсовет сдам – будет вам урок на будущее. Где это видано, чтобы могилы мертвых тревожили и над прахом предков смеялись. Нашли себе забаву. Надо было вас всех в склеп посадить, глядишь, поумнели бы. А вы две – еще и девочки. Что вам мать скажет? Как она вас воспитала, что вы с парнями бегаете? И не стыдно? Совсем девичью честь не бережете! Да в наше время вас бы в Терек бросили. И никто бы слезинки не проронил. Спите давайте. Чтобы я ни одного шороха не слышал! Пусть завтра с вами в сельсовете разбираются. Какое счастье, что бог не дал мне детей. Я бы такого позора не вынес!
Конечно, уснуть мы не могли. А уже через час вокруг дома засверкали огни. Мы перепугались: как будто все скелеты вышли из своих склепов с фонарями и факелами – такой был свет.
В дом ворвались дядя Давид, отец Костика, дядя Тимура, старший брат Дамика и тетя Тамара с походной медицинской сумкой. Во дворе стояли машины и два мотоцикла.
Мужчины, оценив обстановку – мы жались в угол и подвывали от ужаса, – молча сели за стол, достали бутыль араки, закуску. Наш спаситель, который вытащил Наталку, поставил на стол хлеб и овощи. Никто не проронил ни слова. Тетя Тамара быстро осмотрела Наталку и выгнала всех нас на улицу, каждому надавав подзатыльников. Нам с Наталкой досталось по крепкому удару по попе.
Мы втиснулись на заднее сиденье машины, и дядя Тимура повез нас по домам. Никто и пикнуть не смел. Ехали молча. Говорила только тетя Тамара.
– Я вам такие клизмы пропишу, что вы со двора вообще не выйдете, – обещала нам знахарка. – Я вам такой отвар сделаю… ох, даже не знаю, что я с вами сделаю. Будь моя воля, я бы вам ноги отпилила, чтобы вы вообще забыли, как по склепам лазить. Нет, я вам две клизмы сделаю. И рвотное пропишу. Будете знать, как прах мертвецов тревожить. Ох, клянусь, не попадайтесь мне под руку. Я вам примочки из крапивы сделаю, если поймаю. На попу не сядете! Чесаться будете! Или пиявок поставлю, чтобы мозги вам прочистить. Еще и наврали про костер пионерский. И как я‑то не догадалась? Пионеры хреновы! Еще и спектакль разыграли! Я вам такую траву достану, чтобы вы забыли, как врать и обманывать. Если соврете – языки ваши поотсыхают. Вот какую я траву вам нарву. Да почему мы вас с собаками по всем селам должны искать? Да вы хоть знаете, сколько на вас бензина ушло? Больше вашим отцам делать нечего, как по ночам километры наматывать да вас разыскивать? Ох, позор какой. Что говорить люди будут? Ладно тут, в селе, про вас все знают, но зачем на всю округу позор разносить? Да как посмели-то? Память предков осквернять! Нашли себе забаву!
Как мы доехали до дома, я не помню. Кажется, меня укачало в машине, и я задремала. Или опять упала в обморок, представив пиявок на своей голове.
Наталка топталась на дороге, не решаясь открыть калитку.
– Ну что ты боишься? – рявкнула на нее тетя Тамара. – Я тебя завтра буду убивать. А сейчас быстро спать. И чтобы ни звука. Я еле-еле Соню успокоила. Все, быстро легли. Мне еще к другим надо вернуться. Вы что думаете, у матерей – сердце каменное? Оно все выдержит? Нет! Да мы тут такое пережили! У меня все капли сердечные кончились! И отвары тоже. Завтра же утром пойдете мне траву собирать. И послезавтра тоже. До конца лета как миленькие в пять утра будете вставать и ходить за травой. Понятно? Ничего, я вас научу о людях думать. Эгоистки!
– Кто такие эгоистки? – спросила меня Наталка.
– Те, кто думает только о себе. Это очень плохое слово.
Наталка тяжело вздохнула. Мы пробрались в нашу спальню. Тетя Соня спала одетой на маленьком топчане в коридоре. Наталка, увидев маму, которая под действием отвара уснула, даже не раздевшись, заплакала.
Утром, конечно же, был большой скандал. Дяде Давиду и другим удалось уговорить мужчину не сдавать нас в сельсовет и не рассказывать, что мы осквернили склепы. Но слухи все равно пошли. Мама Мишки слегла с невралгией. Мама Костика все время плакала и никак не могла успокоиться. У бабушки Дамика было плохо с сердцем. Тетя Соня молчала, не произнесла ни звука с самого утра. Тетя Тамара бегала по дворам со своим чемоданчиком и была готова задушить нас голыми руками без всяких отваров, которые у нее стремительно заканчивались.
Никто не знал, какое наказание нам придумать. На помощь пришла тетя Тамара. Всю нашу компанию она погнала на сбор целебных трав. Мы с Наталкой собирали цветки ромашки и чабрец. Костик с Дамиком, подпоясанные женскими фартуками, сидели на липовых деревьях. Мишка был приговорен к ручной мельнице, на которой перемалывал листья в кашицу, а Тимур с половником стоял над кастрюльками и мешал кипящие отвары. Большего позора и придумать было нельзя. Нам с Наталкой, можно сказать, еще повезло. Это мы сначала так думали. Но потом тетя Тамара заставила нас сушить шерсть для покрывал. Овечью шерсть нужно было промыть, потом растянуть на колышках, которые были вбиты в землю, дождаться, когда просушится, и лупить по ней колотушками, вбивая следующий слой. И так – снова и снова. Есть нам не давали, только пить. Так что мы очень усердно лупили колотушками, поскольку были злые и голодные.
Каждый день мы с раннего утра, еще до петухов, собирались во дворе у тети Тамары, которая аж сияла от счастья, и выполняли ту работу, которую она для нас запланировала. Мы рвали крапиву, разливали отвары по бутылочкам, клеили этикетки, кололись в кустах облепихи, по очереди дежурили над кастрюльками, лупили колотушками овечью шерсть, толкли в ступках орехи, чистили, резали, крутили на ручной мельнице.
Ребята уже привыкли к своим женским фартукам и даже не роптали. Мы знали, что если откроем рот, то тетя Тамара погонит нас в лес на поиски мухоморов или заставит искать цветущий папоротник. От нее всего можно было ожидать.
