– Да, Геночка не гений! Тут уж ничего не попишешь! Природа редко одаривает красотой и умом в одно и то же время. Чаще ей интересно устроить дисбаланс и посмотреть, что получится, – с сожалением признал Дионисий Тигранович. – Но у него врожденный дар нравиться всем блондинкам! Причем блондинкам не по цвету волос, а по состоянию души! Ни одна не способна устоять! Женщины делают все, что он захочет!
– Да уж! – сказала Наста.
– Не веришь? – обиделся Белдо. – Сейчас сама увидишь… Верните ей оружие!
В руку Насты мгновенно вложили заряженный шнеппер. Подозревая уловку, она покосилась на предохранитель. Надо же – сняли! Действительно готов к выстрелу. Может, стоит взять и бабахнуть в Белдо?
Кто-то коснулся плеча Насты. Она сердито вскинула голову. На нее смотрело участливое лицо Гены.
– Чего тебе надо? – грубо спросила Наста.
– Застрели его! – По носу Гены пробежала мгновенная, почти неуловимая дрожь. Ноздри раздулись и опали. Кончик его шевельнулся, как свиное рыльце. У Насты как-то странно закружилась голова, точно она долго сидела на корточках, а потом резко встала.
– Кого застрелить? – спросила Наста, пытаясь понять, что с ней.
– Этого длинного! – Гена показал на Даню.
Не понимая, почему она слушается, Наста подняла шнеппер и прицелилась в лоб Дани. Даня ошеломленно разинул рот. Его тощий кадык дрожал.
– Эй-эй! Очнись! Неужели ты в душе блондинка? – простонал он.
– Н-не знаю, – дрожа, откликнулась Наста. То, что заставляло ее целиться, было сильнее ее. Это была даже не одержимость, а какая-то непонятная власть, как у змеи над мышью. «Я его правда сейчас застрелю! Я сделаю все, что мне скажут!» – с ужасом поняла Наста.
– Чуть пониже… – деловито сказал Гена. – Вот так хорошо! Стреляй на счет «три»! Раз, два…
– Не-е-е-ет! – завопил Даня.
Не дожидаясь счета «три», Наста резко отдернула шнеппер и нажала на курок. Шнеппер безобидно тренькнул. Берсерк Гена ошеломленно повернул голову, убеждаясь, что Даня цел и невредим. На секунду его очарование ослабло.
Дождавшись, пока голова Гены вернется в прежнее положение, Наста с силой боднула его лбом в нос. Что-то хрустнуло. Гена, замычав, схватился за лицо. Потом бросился на Насту, но Ул и Макс схватили его под руки:
– Все, все! Остынь!
– Его нос! Ты сломала его! Он же потеряет свой дар! – взвыл Дионисий Белдо.
– Ничем не могу помочь. Пусть возвращается к цирк! – сказала Наста, небрежно отбрасывая разряженный шнеппер.
Красавца Гену передали берсеркам. Он вел себя невменяемо, требовал то нож, чтобы убить Насту, то зеркало и для продолжения работы явно не годился.
– Раз у вас боевой маг пострадал, может, пока отложим? Он носик подлечит, мы пока потренируемся? За закладочками поныряем, то-се? – мирно предложил Ул.
Белдо лукаво погрозил ему пальчиком и вместе с Младочкой и Владочкой неспешно двинулся к ожидавшему его Птаху, подогнавшему микроавтобус к воротам. «Мальчики» Гая следовали за ним. Их ждала своя машина.
– Верните шнырам оружие! Нерпи тоже! И пусть укрываются в доме! – крикнул он издали, захлопываясь в автобусе.
И сразу, еще раньше, чем дверь автобуса закрылась, с лица старичка сползла все приветливость. Оно сделалось усталым и больным. Лишь улыбка задержалась забытым оскалом, точно нестертый с доски мел. Младочка и Владочка захлопотали, дуя главе форта на замерзшие руки:
– Ах, бедненькие ручки! Ах иззябли! Ах устали!
Дионисий Тигранович пнул Младочку и плюнул во Владочку. Умные ведьмочки не обиделись.
– Из-за Рины? Долбушин узнает, да? Ухлопают ее, так он не простит? – понимающе спросила Млада.
Белдо дернул щекой:
– Плевать мне на Рину! Свалю на берсерков Тилля. Пусть Долбушин с ним цапается. Пусть хоть вовсе друг друга съедят… Надоели оба, дураки!
Влада с Младой ошеломленно уставились на старичка. Ждали объяснений. Дионисий Тигранович закрыл глаза и забросил ноги на сиденье напротив. «Вороны» кинулись расшнуровывать ему ботинки и массировать ступни.
– Я что-то почувствовал!.. – слабым голосом сказал старичок. – У одного из шныров что-то было, но что-то неопределенное, смазанное… Я все пытался понять: кто? что? Даже объяснить не могу. Их же хорошо обыскали?
Белдо приоткрыл один глаз. Влада с Младой наперебой закивали.
– Сам знаю, что хорошо. Я и горошину в кармане почуял бы… А ведь было, было что-то… Ох, не могу на вас смотреть! А ты что встал? Гони!
Птах нажал на педаль так ответственно, что, прежде чем тронуться, «Мерседес» пробуксовал по раскисшей наледи и брызнул снегом.
Тем временем берсерки вернули шнырам оружие.
– А если мы откажемся? – Ул отобрал у одного из ведьмарей свой двуствольный шнеппер и придирчиво оглядел его, проверяя, все ли в порядке.
– Нельзя отказаться! Сказали ж тебе: экзамен у нас!.. А на помощь вам не позвать! Телефоны и русалки блокированы! Отдыхайте! – вздохнул огромный берсерк с тонкой испанской бородкой и лицом упаднического поэта. Массивный арбалет шевельнулся в его руке легко, как игрушечный.
Ул внимательно посмотрел на берсерка. Увидел на его лице мраморную виноватую печаль, притаившуюся в синеватых подковах под глазами. Перевел взгляд на полусогнутый палец, твердо лежащий на спусковом крючке арбалета. Да, такой застрелит недрогнувшей рукой, а потом напишет грустную поэму с внутренним надрывом и рассказом о своих нравственных муках. А потом опять застрелит и опять будет угрызаться.
– У меня одно условие! Яра… вот она вот… уходит! Вы ее отпускаете! – сказал Ул.
– Нет! – отказалась Яра. – Не ухожу! Остаюсь!
– Уходишь! – повторил Ул.
– Нет. – Яра отступила к берсерку, точно он мог защитить ее от упрямства Ула. Берсерк ухмыльнулся:
– Внутренние разногласия? Сочувствую, брат! Каждому мужчине минимум раз в неделю хочется написать исследование на тему работы женского мозга.
– Отпусти ее! – повторил Ул. – Тилля нет, Белдо уехал, и, как я понимаю, ты тут главный! Прикажи ее увести!
Берсерк цокнул языком:
– Сожалею! Но отпустить никого не могу! И советую прямо сейчас идти в укрытие… Наши девочки… – он показал на боевых ведьм, а особенно на ту, что с глиняной трубкой, – теряют терпение…
Ул взглянул на ведьм и, подхватив под локоть Яру, быстро потащил ее к среднему подъезду, с двери которого были предусмотрительно содраны все доски. Последним, прикрывая шныров, отступал Макс. Пятился как рак, точно клешнями грозя арбалетом.
Навстречу им с подоконников плакали сосульки. С обледеневших боков дома осыпалась стеклянная чешуя. Дом отзывался мартовскому солнцу. Казалось, отряхивается огромный дракон.
