Подвал тянулся под всем домом. На бетонном полу лежали два мертвых берсерка. Один все еще держал разряженный арбалет. Другой, кажется, пытался бежать, но не успел пролезть в узкое оконце. Между ними, сомкнув обгоревшие крылья, бродила огромная бабочка и изредка запускала то одному, то другому берсерку в голову свой хоботок. Неподвижные тела берсерков вздрагивали, точно получали электрический разряд.
Заметив шныров, бабочка расправила крылья с уцелевшими жилками-перемычками и деловито направилась к ним. Больше всего ее привлекала похожая на облетевший одуванчик голова Насты. Скрученный хоботок бабочки начал неспешно разворачиваться.
– От ты дуся! Мои мысли – мой нектар! – воскликнул Витяра.
Макс выстрелил в бабочку пнуфом, и она исчезла в ослепительной вспышке.
В стороне от берсерков, за серыми рулонами утеплителя кто-то лежал. Сашка услышал слабый стон. Держа наготове шнеппер, он приблизился и понял, что это Фиа. Ее губы были искусаны до крови.
– Не трогай ее! Она тебя ногтем царапнет – и ты умер! – издали крикнула Яра, однако Сашка уже сидел на корточках рядом с Фиа и, просунув ей под затылок ладонь, приподнимал ее голову.
Фиа открыла глаза, несколько секунд непонимающе смотрела на него, а потом губы ее дрогнули и она слабо улыбнулась.
– Он тебя выбрал! – прошептала она.
– Кто «он»?
– Мне будет трудно скрыть это от Белдо. Его невозможно обмануть. Но я это сделаю.
Фиа закрыла глаза. Ее голова откинулась на руке у Сашки.
– Я не умру. Иди! Все так плохо, что это даже хорошо.
– Почему хорошо?
– Не могу объяснить… чувствую. Иди!
Сашка неуверенно поднялся. Он ничего не понимал. Да и некогда было понимать. Юля стояла у стены, на которой кто-то подробно процарапал гвоздем дверь. Рисунок был почти детский, однако какие-то мелкие детали подсказывали, что рисовал все же не ребенок. В руке у Юли покачивалось матовое стеклышко, которое она решительно приложила к левому глазу.
– Все прижались друг к другу! А ты возьми меня за пояс! Ручками! – велела она Максу.
– З-зачем? – заикнулся Макс.
– Для нежности! – сказала Юля голосом судьи, выносящего смертный приговор.
Шныры выстроились цепочкой.
– Шагаем на счет «пять»! – сказала Юля и сразу же произнесла: – Пять!
Нарисованная дверь не открылась. Она прорвалась точно бумага. На миг Рина ощутила кожей лица царапающую жесткость стены. От ужаса она едва не выпустила талию стоящей впереди Насты, и спасло ее лишь то, что Сашка, обхвативший ее руками за пояс, шагнул вперед и вбросил ее куда-то.
Рина покатилась по полу. Сразу же вскочила и приготовилась заорать на Сашку, но не заорала, потому что обнаружила, что на нее с удивлением смотрят человек десять. Они находились в длинном переходе на красную ветку метро рядом с девушкой, игравшей на скрипке. Рядом тявкали и кувыркались в коробке три электрических песика. Один из песиков дошел до края коробки и умер: у него закончилась батарейка.
Нацарапанная за спиной девушки дверь настолько хорошо вписывалась в рисунок мрамора, что понять, что это дверь, можно было только прищурившись и нарушив фокусность зрения.
Глава восьмая
Междусобойчик
Никто так яростно не убивает, не уничтожает, не затаптывает какую-либо идею, как человек, который некоторое время ей служил, а потом ее предал.
Хуже всего, когда плохой человек учит хорошему. В плохом человеке рано или поздно разочаровываешься, а вместе с ним разочаровываешься и в хорошем.
Кавалерия
Это было странное место. Три улицы и одни трамвайные пути сходились и отбрасывали два хилых отростка, один из которых шел к метро, а другой вливался в напряженную движением улицу запада Москвы. Чуть в стороне вольготно раскинулся новый дом со стилизованными пушками у входа, из которых летом вился виноград, а весной проступал из-под снега заботливо прикопанный мелкий мусор. С другой стороны две семиэтажки застенчиво прижимались одна к другой ободранными боками. Во дворах желтели башенки спортивного городка, густо усиженного голубями. За птицами гонялся целеустремленный карапуз с лопатой и пытался хоть кого-то огреть. Голуби лениво разлетались.
В одной из семиэтажек расположилась стоматологическая поликлиника. За синеватыми окнами шла напряженная зубодробительная работа. В соседней семиэтажке весь первый этаж был заклеен красными плакатами «СДАЕТСЯ!». Ветер хлопал жестяной рекламой «ПОДАРОК ЖЕНЭ! СКИДКИ 200 ПРОЦЭНТОВ!». Реклама была пристегнута велосипедным замком от честных людей.
Пока случайный прохожий напряженно скрещивал жадность со здравым смыслом и вспоминал, есть ли у него вообще жена, на глаза ему попадалась совсем старая и ободранная вывеска «ПОГРЕБОК». Вывеска это до того въелась в стену дома, что, кажется, ее и покрасили с ней вместе. Правее вывески в полуподвал уходили ступени. Вот только сегодня спуститься по ним было суждено далеко не каждому.
Рядом стояло несколько дорогих машин, у которых, как овечки, паслись охранники. Чем ближе к ступеням, тем мрачнее были лица телохранителей и тем более странные предметы держали они в руках. Что-то такое зачехленное, довольно громоздкое.
Шедший по улице парень двадцати трех лет, представлявший себя французским принцем на алжирском престоле, поднес руку к шляпе с плюмажем, о которой все почему-то думали, что это облезлая лыжная шапка. Охранники в ответ качнули таинственными чехлами. Миражистов они узнавали сразу и относились к ним терпимо. Чего с них взять, кроме телефона «Нокиа» с треснутым экраном и новых шнурков от старых ботинок?
Миражист оторвал руку от полей шляпы, милостиво улыбнулся и прошествовал дальше. Один из охранников, испытав смутное шевеление души, попытался догнать его и сунуть в карман денег. Миражист вспыхнул, отшвырнул деньги, и рука его метнулась к бедру, где в невидимых ножнах таилась незримая миру шпага. Алжирские принцы французских кровей милостыни не берут!
Смущенный охранник вернулся на свой пост, а наследник пустынь и муж сотен прекрасных бедуинок через слякоть улицы направился в сторону метро «Октябрьское Поле». Он опаздывал на урок по химии, которую преподавал двоечникам.
Ступени, которые сегодня охранялись с такой тщательностью, вели к тяжелой двери с окошком. Дверь открывалась в прокуренный зал, где корню языка сразу становилось горько. Тяжелые бордовые шторы, искусственные цветы, решетчатые полки бара с множеством бутылок. За стойкой стоял сам хозяин – молодой, похожий на суслика мужчина, который, по слухам, уморил своей жадностью эля. Все повара и официанты были отпущены. На кухне колдовали Млада и Влада.
За маленьким столиком сидели Гай и главы всех трех фортов. Гай ничего не ел, а к бокалу даже не притронулся. То, что шнырам удалось использовать прыгун и улизнуть, волновало Гая мало. Новые четверки есть новые четверки, чего от них ждать. Хотя Гай, конечно, не упустил случая кольнуть по этому случаю Белдо и Тилля.
