Энни вернулась в коттедж – она не могла больше оставаться в Харп-Хаусе. Ганнибал встретил ее в дверях и проследовал за ней в ванную, где она избавилась от пистолета. Подхватив кота на руки, Энни отнесла его на диван.
– Я буду скучать по тебе, дружок.
После бессонной ночи ее покрасневшие глаза горели, словно под веки насыпали песку, а желудок сводило спазмами. Поглаживая кота, Энни обвела взглядом комнату. Похоже, ей предстояло покинуть остров почти налегке. Мебель принадлежала Тео, а кастрюли и сковородки не нужны, когда нет кухни. Из одежды Марии она решила забрать себе лишь несколько шарфов да красную накидку, а остальное оставить в коттедже. Что же до воспоминаний о Тео… Придется выдумать способ расстаться и с ними тоже, сказала она себе.
Энни моргнула, морщась от рези в глазах. Почесав Ганнибала за ухом, она опустила его на пол и подошла к опустевшим книжным полкам, где осталось лишь несколько старых книг в ветхих бумажных обложках да ее детский альбом, «Книга грез». Она чувствовала себя раздавленной, опустошенной. Энни взяла в руки альбом. Из него выпала театральная программка и несколько журнальных фотографий моделей с гладкими прическами. Когда-то ей казалось, что ее ждет шумный успех. Детские иллюзии.
Кот подошел и потерся о ее ноги. Перевернув страницу, Энни наткнулась на рецензию, написанную ею самой, где подробно разбиралась пьеса с участием звезды нью-йоркской сцены, непревзойденной Энни Хьюитт. Ох уж этот оптимизм юности.
Энни нагнулась, чтобы подобрать выпавшие из альбома листки, среди которых оказалось и два коричневых конверта, в каких она обычно хранила документы. Раскрыв один из них, она обнаружила рисунок тушью на плотной бумаге. Энни не помнила, чтобы этот эскиз встречался ей раньше. Похожий рисунок лежал и во втором конверте. Она поднесла их к окну. На обоих листах в правом нижнем углу стояла подпись. Энни недоверчиво моргнула. «Н. Гарр».
Сердце ее на мгновение замерло. Она внимательнее присмотрелась к наброскам. Ошибки быть не могло. Подпись принадлежала Нивену Гарру.
Энни принялась лихорадочно перебирать в памяти все, что знала о нем. Он приобрел широкую известность как живописец-постмодернист, а позднее, за несколько лет до своей смерти, увлекся фотореализмом. Мария всегда критически отзывалась о его творчестве. Странно, если учесть, что Энни нашла в коттедже три альбома с репродукциями его работ.
Она разложила рисунки на столе, где было светлее всего. Эти эскизы Мария и оставила ей в наследство. Они стоили целое состояние!
Энни опустилась на деревянный стул с ажурной спинкой. Откуда у матери эти рисунки, и почему ей понадобилось окружать их тайной? Мария никогда не упоминала о своем знакомстве с Гарром, а тот определенно не принадлежал к кругам, в которых она вращалась в былые дни. Энни внимательно рассмотрела надписи. Судя по датам, наброски были сделаны с разницей в два дня. На обоих рисунках художник изобразил тушью в реалистической манере обнаженную молодую женщину. Несмотря на скупую точность линий и четкость штриховки, выражение глубокой нежности на лице модели придавало рисунку романтическое очарование. Казалось, женщина отдает художнику всю себя.
Энни угадала чувства этой женщины, будто позировала сама. Она слишком хорошо знала, что такое любовь. Модель, худощавая, с длинными руками и ногами, с острыми скулами и густой гривой прямых волос, была красива особой, не расхожей красотой. Она напомнила Энни старые фотографии матери. На них тоже…
Энни прижала ладонь ко рту. Это и была Мария. Как же она не узнала ее с самого начала?
Но Энни никогда не видела мать такой – мягкой, юной, уязвимой, лишенной привычной резкости.
Ганнибал вспрыгнул к ней на колени. Она сидела неподвижно. В глазах у нее стояли слезы. Если бы она лучше знала свою мать. Если бы могла перенестись в прошлое… Энни снова взглянула на подписи под рисунками. Год, месяц… Она подсчитала в уме.
Наброски были сделаны за семь месяцев до ее рождения.
«Твой отец был женат. Я даже не любила его. Просто поддалась минутному увлечению. Только и всего».
Мария лгала. Женщина, изображенная на рисунках, любила мужчину, запечатлевшего ее образ. И мужчина этот, судя по датам, приходился Энни отцом.
Нивен Гарр.
Энни запустила пальцы в теплую шерсть Ганнибала. Она перебрала в памяти все известные ей фотографии Гарра. Его легко было узнать по буйным курчавым волосам, ничуть не похожим на волосы Марии и в точности таким же, как кудри Энни. Нет, она появилась на свет не благодаря мимолетному капризу, как уверяла мать, а Нивен Гарр не был тогда женат. Он впервые женился много лет спустя, заключив брак с мужчиной, с которым его связывали долгие отношения.
Теперь Энни все стало ясно. Мария любила Нивена Гарра. Должно быть, он испытывал к ней то же чувство, в его рисунках сквозила безграничная нежность. Но его любовь оказалась недостаточно сильной. В конце концов он примирился со своей истинной природой и оставил Марию.
Энни задумалась, знал ли он о существовании дочери. Возможно, гордость или ожесточенность заставили Марию скрыть от него правду? Мать всегда пренебрежительно отзывалась о детских рисунках Энни, высмеивала ее кудряшки и ругала за застенчивость. Наверное, ей причиняли боль любые напоминания о Нивене. Ее язвительные замечания о живописи Гарра объяснялись не отвращением к его работам, а горечью: Мария страстно любила его, а он оказался неспособен ответить на ее чувство.
Ганнибал изогнулся и спрыгнул на пол. Эти прекрасные наброски влюбленной женщины могли бы избавить Энни от всех забот. Даже малой части вырученных денег хватило бы, чтобы расплатиться с долгами. У нее появилась бы возможность не спеша подготовиться к новому этапу в своей жизни. Рисунки решили бы все проблемы.
Только Энни никак не могла расстаться с ними.
Лицо Марии светилось любовью, ладонь покоилась на животе, будто защищая еще не родившееся дитя. Эти рисунки Мария оставила в наследство дочери. Они доказывали со всей очевидностью, что Энни – плод истинной любви. Возможно, об этом и хотела сказать ей мать.
За минувшие сутки Энни потеряла бесконечно много, но взамен нашла свое наследство. Коттедж больше не принадлежал ей, финансовое положение внушало ужас, у нее не было крыши над головой, но удалось заполнить пустоту внутри, найти недостающую часть самой себя. А еще она предала подругу. Искаженное болью, изумленное лицо Джейси так и стояло у нее перед глазами. Энни чувствовала, что должна вернуться и извиниться.
«Не будь размазней, – презрительно фыркнул Питер. – Ты законченная тупица».
Энни отмахнулась от него, и хотя ее измученное тело молило о теплой постели, заставила себя подняться на утес во второй раз за день. Плетясь по тропинке, она думала, каково это, быть дочерью Марии и Нивена Гарра. Впрочем, в любом случае, ей оставалось только одно – быть самой собою, ничего другого она не умела.
Джейси сидела у себя в комнате, глядя в окно на двор. Дверь оказалась открыта, но Энни постучала.
