Как я тащу тело и сбрасываю его вниз. Как в потоке воздуха развеваются полы плаща – такого же, как у меня. Как сигареты и фляжка падают следом. Пачка таблеток…
Если бы это было моё тело, а не его, то всё бы выглядело так же?
Ясно, что сейчас не время раскисать. Не потому ли рука дежурила у кармана? Я достал из него блистер со стимулятором Артура и проглотил одну таблетку. Постепенно совесть перестала доставать. Буравчик, который ввинчивался в область грудины, пропал. Растворился в химической дряни.
Я больше ничего не чувствовал внутри – и это было почти хорошо. Почти неплохо.
В лобовом стекле показались обитаемые уровни. В домах появлялись наполненные светом окна. Человеческие силуэты. Стимулятор действовал безотказно.
Вступали в силу правила движения. Приходилось останавливаться в небольших пробках и следить за тем, что обычно отдаётся на откуп автопилоту.
Минимум электроники, минимум возможностей слежки. Надо бы купить машину совсем без автопилота. Правда, вызову подозрения в компании.
«Не хочет быть на виду. Боится контроля. Есть, что скрывать». Так говорят в подобных случаях. От таких людей обычно избавляются.
Избавляются…
«Нет тела… Не должно быть и машины», – вспомнилось мне.
Можно не сжигать. Артур погиб не в ней. Тогда достаточно бросить её. Где-нибудь в подворотне. В криминальном районе. Дескать, мы разошлись. Что было с ним – не знаю. Не видел.
Я свернул к вертикальному каналу и, войдя в него, спустился на два уровня ниже…
Злачный район. Половина видеокамер не работает. Оставшаяся половина показывает чистую картинку. Имитацию. И здешняя полиция не против. Ведь по её сводкам всё более-менее. Здесь темно, и можно спрятать в воду любые концы – как спрятал я. А у системы много других, более глобальных, забот.
Может, и прав тот «брат». Здешние людишки, что копаются в гнилых кварталах, с точки зрения системы мало отличаются от мусора в мусорной яме.
Выбрав тёмный переулок рядом со входом в метро, я заехал туда и остановил машину между стен соседних домов. Удостоверился, что неподалеку местные бандиты – те сидели на перевёрнутых бочках и курили. Двое. Малолетки. Если судить по отдельным доносящимся словам – обсуждали характеристики украденного коммуникатора. Мегапиксели, глубина резкости и тому подобный бред… Я выбрался из машины и демонстративно, ногой, захлопнул дверь.
Быстро, на всякий случай ладонью спрятав от них лицо, поспешил прочь. Свернул за угол и почти бегом, чтобы никто не догнал, направился к метро. Патрульному у входа было плевать на меня. А мне на него. Так что наши интересы совпали. Но, думаю, ему повезло больше. Показывать своё удостоверение я бы не стал и решил вопрос по-другому.
Смотреть на серую толпу внутри станции не хотелось. Взгляд скользнул по ступенькам и заплёванным дверям. Он замер на секунду, лишь попав на плакат, что висел на блёклой стене. Старый бумажный плакат, с оборванными краями, изображал вариацию библейского сюжета: полуобнажённая женщина передает столь же одетому качку голографическое надкушенное яблоко. Прочитать надпись на бумажке и понять смысл сюжета не вышло – сзади напирала толпа.
– Ты, что, уснул? – некто недовольный буркнул из-за спины. Я обернулся и почему-то испугался блеска в глазах того, кто на меня глядел. А когда я вновь посмотрел в его сторону, то некто уже пропал в серой толпе.
По какой-то причине руки потянулись к рукаву плаща. Туда… куда попала пуля – выпущенная типом, что смог зацепить меня в закрытом квартале. Я впился глазами в собственный плащ и мысленно выдохнул – никаких следов пули. Да и ботинки мои на месте. Я не помнил, чтобы снимал обувь с Артура и надевал ботинки мертвеца… А между тем, толпа напирала сильнее. Ей было плевать на то, что произошло в моей голове. Плевать, что в ней промелькнула вся моя жизнь – внутри своего свёрнутого времени.
Безликая масса, дурно пахнущая, тяжёлая, буквально впечатала меня в стену. Конденсат, покрывавший её, мигом впитался в одежду. Стало невероятно холодно.
В глаза бросилась мерцающая неоном надпись «выхода нет».
Выхода нет.
Толпа гудела, оглушала топотом ног, ослепляла злыми взглядами. И некоторым из тех, что видели во мне лёгкую жертву, приходилось посылать остатки собственной злости. Озлобленные лица тут же растворялись в колыхающейся массе. Поверх толпы, загораживая мерцающую надпись, мелькали неопознанные головы.
«Выхода нет», – то появлялось, то исчезало в серой копошащейся массе. Возникало ощущение, что они одинаковы. Однообразны. И они вновь ходят по кругу.
Я достал пачку таблеток. Проглотил, представляя, как сила вновь возвращается в тело, а разум засыпает. Ведь он здесь не нужен. От него только хуже. Дальше пойдёт тот, кто сможет толкнуть сильнее.
И постепенно я вернул себе это – мышцы загудели, и взгляду вернулась резкость. Я разглядел толпу. Каждую спину. Каждый локоть. И толпа будто расступилась. Некто недовольно ворчал, но мне стало плевать, я просто отмахнулся от него. Как от надписи. «Выхода нет». Да и чёрт с ним, с выходом. Был бы вход.
Со стороны небольшого киоска донеслась знакомая музыка. Что-то из «Меланхолии». Или чего-то похожего. Красивая гитарная игра… Только солист пел о том же. О том, что выхода нет.
Меня тянуло к эскалатору. Я даже смог разглядеть обронённый жетон и ухитрился поднять его. Теперь не нужно использовать коммуникатор на входе.
Эскалатор.
Я спускался среди серых спин вниз. Мы двигались по тоннелю, вдоль полоски – протянутого под потолком светодиодного шнура. И эта странная дорога под землю напомнила о городе мёртвых… Мне привиделось множество черепов с пустыми глазницами, и теперь их ряды сливались с потоком лиц, что поднимались вверх по соседнему эскалатору. В таком скудном освещении они казались невероятно бледными. Но на сегодня пришлось слишком много человеческих костей – я перевёл взгляд на стену. Её покрывало чёрте что – зелёный, размножающийся в конденсате, мох.
По крошащемуся кафелю вниз стекали капли грязно-зелёной воды, и вместе с ней – мой почти безразличный взгляд. У основания стены жижа собиралась в небольшой жёлоб и вместе с окурками текла параллельно эскалатору. Мне было плевать на то, что мы движемся вместе с мусором, параллельно искрящим кабелям, протянутым вдоль стен, и гаснущему шнуру, что маячил под потолком. Местами он был просто оборван.
Наконец мы сошли с эскалатора. Я сверился с неоновой картой, висящей на перроне, и практически наугад впрыгнул в подошедший поезд. Всё равно. Я в самом низу, и вероятность того, что поезд не поедет вниз, выше.
Я без толку мотался по кольцам метро, сидя на скрипящей скамье и глядя на тех, кто заходит в вагон. Теперь среди них получалось рассмотреть больше человеческого. «Их» стало меньше. Перед глазами не мельтешило.
Внутри движущейся толпы нет времени на размышления, внутри неё ты лишаешься разума, заражаешься её тревогами и суетой. Взгляд пустеет.