Почему?
Еще туго соображая, я начал понимать: мешает положение тела. Его будто прикрепили к… потолку, из-за чего приходилось задирать потяжелевшие глаза, но при этом… те ноги казались шагающими то по потолку, то по полу.
Странно. Полная дезориентация. В моем восприятии что-то неправильно.
Или в рассуждениях. Но скорее, во всем сразу. Боли не было, я словно ничего не ощущал.
Ноги остановились метрах в двух надо мной, и кто-то потащил мое тело… Неужели по потолку? Я спятил?.. Так действует наркота?
«Ты видел отражение, Рик», – подсказал Прометей… правда, его голос был слабым и искаженным, словно он прорывался через помехи.
Твое парализованное тело тащат по полу, и ты смотришь в мраморный потолок, который частично отражает тюремщика.
Не самая последняя тюрьма, значит. Повсюду мрамор или его неплохая имитация. По делам и честь.
Удалось повернуть голову на бок, в глаза бросилась решетка вентиляционного люка у самого пола. «Запомни ее».
Его голос или моя мысль? Помехи?
Он надеется меня вытащить?
Люк исчез из вида, и я обратил внимание на неясный силуэт, что двигался параллельно по мраморной стене. Должно быть, я сам. И какое-то рыхлое, прямоходящее тело маячило впереди моего отражения. Мы свернули за угол. Остановились.
– Заключенный два, три, семь, девять, – донеслось откуда-то сверху. – Для допроса в камеру 54/10.
– Проходите, – ответил похожий бесцветный голос.
Меня увозили все дальше, а значит, надежды на помощь Прометея-Гермеса таяли на глазах.
Я силился склонить голову в другую сторону и, наконец, увидел другую стену коридора. Перед глазами мелькнуло ничего не выражающее лицо охранника, который бросил на меня короткий взгляд – как на привычную деталь обстановки.
Затем последовал рывок, видимо, тип, что вновь потащил тело, сменил руку.
Показались тюремные камеры открытого типа, с обычными решетками, сквозь которые можно заглянуть внутрь. В трех или четырех камерах никого не было, только в пятой, совершенно пустой, даже без койки, лежало какое-то тело.
Мы остановились.
– Заключенный два, три, семь, девять, – произнес невидимый конвоир. – Для допроса в камеру 54/10.
– Проходите.
Снова толчок. Меня протащили через какие-то двери, что спустя секунду закрылись. Открытые камеры закончились, теперь перед глазами чередовались полосы: мраморные стены и зеркальные бронестекла, что были вместо решеток, они отделяли камеры от коридора. Наконец-то мне удалось получше рассмотреть себя в стеклах.
Даже не раздели. Тот же плащ, брюки и ботинки. Значит, прошло мало времени. Отхожу от газа. Лицо средней степени побитости. Синяк на скуле от того удара прикладом и немного на щеке. Однако в целом ситуация дрянь. Я – как набитая тряпками кукла. Делай со мной, что хочешь.
Из-за одного стекла послышались знакомые звуки. Несмотря на полную звукоизоляцию, в коридор прорывались тягучие басы трэш-металла, каким обычно пытают исламистов. Видимо, громкость внутри камеры запредельная.
Тюряга с особым сервисом… Мрамор, зеркала, бодрящая музыка.
Но что это? Отражение напротив смогло улыбнуться? Не обольщайся, парень. Тебе вряд ли повезет с подобным методом допроса. Белых пытают иначе. Услужливый секьюрити провожает тебя в местную ВИП-зону.
Так они и продолжали чередоваться: мраморная стена, стекло, мрамор и следом стекло. Снова и снова. Решетка вентиляционного люка. Вновь мрамор и зеркальное бронестекло. Но в один момент после мрамора показался провал в кромешный мрак.
«Приехали», – понял я. Дверь открыли для вас, сэр.
И точно. Мы остановились.
– Заключенный два, три, семь, девять, – произнес невидимый конвоир. – Для допроса в камеру 54/10.
– Останьтесь у входа.
– Есть.
Коротко и ясно. Из темного провала вытянулись мужские руки и потащили меня внутрь. Черные пиджаки и белые рубашки. Что называется, попал.
Затем рывок. Такой, что в плечах и спине хрустнуло. Казалось, я повис в темноте, но внезапно мои руки рухнули на пол. Похоже, взяли за ногу и развернули. Потом подхватили и подняли. Бросили в какое-то кресло.
Голова закружилась, и я отрубился…
– Приведите его в чувство, – доносилось сквозь забытье. – Он должен ощущать боль.
Я словно окунулся в ледяное озеро, и легкие потребовали воздуха.
Очнулся.
С лица стекали струи холодной воды, а сдавленная кожаными ремнями грудь словно пыталась разорвать их судорожными вздохами. Тщетно. Руки и ноги также были прикреплены к подлокотникам и ножкам специального кресла. Но голова могла свободно болтаться.
Освещение в камере изменилось. Хотя нет. Оно появилось.
Я находился в центре небольшого пятна света, который, очевидно, падал откуда-то сверху. Стен и потолка не было видно, их покрывала сплошная темень.
Внезапно по самому центру передо мной из темноты выплыло ничего не выражающее мужское лицо. Маленькие черные очки – будто провалы вместо глаз. Эта страшная маска точно повисла в темноте.
– Твое настоящее имя? – исторг провал вместо его рта.
– Беркли это псевдоним? – раздался такой же бесцветный голос из темноты слева, и оттуда показалась не менее ужасающая бледная посмертная маска.
– Ты убил настоящего Рика, чтобы занять его место? – ударило из-за спины.
– Сколько в тебе личностей? – садануло из мрака справа.
– Сколько лжи в твоей голове? – врезалось в левое ухо.
На свет вынырнула рука со шприцом. Другая рука схватила мою и вывернула запястье. Игла вошла в вену, и внутрь меня проникла какая-то химическая дрянь. Сопротивляться не получалось. Я был как кукла. Они делали со мной, что хотели.
Я чувствовал, что меня сейчас вырвет.
– Мы знаем, что ты террорист.
– Ты работаешь на банкиров.
– Ты против нас.
– Против последних людей.
Казалось, я проваливаюсь в какую-то иную реальность. Что лица-маски вытягиваются, а свет раскалывается на осколки, что я сам распадаюсь и деформируюсь.
– Они хотят поработить человечество.
– И это война.
– Особая война.
– Против человеческих ценностей.
– Но и победить можно только ими.
Надо же, а они в курсе, что кто-то хочет переделать нас… Или уже переделал?
Так им поэтому плевать? Они добрались до самого важного, но уже на излете, когда оно оказалось не нужным.
Стоп! Что это?! Я начинаю понемногу соглашаться?! Понимать их позицию? Мне вкололи сыворотку правды?!
