— Ну пусть даже это всё правда, — Амина упрямо подняла голову и посмотрела в глаза капитану, — но ведь не он же Папанова убил! Ведь вы сами мне только что говорили, что не верите в это!
— Не верю, — легко согласился Семён. — Потому что слишком уж невероятные вещи творил ваш муж в квартире потерпевшего, чтобы на самом деле являться убийцей. Убийцы себя так по-идиотски не ведут. Особенно после совершения преступления. Другое дело, что после пребывания Сивцова в этой злосчастной квартире шансы найти настоящего убийцу Папанова практически равны нулю.
— Почему? — удивилась Амина.
— Да потому! — взорвался капитан. — Потому что ваш благоверный потрудился на славу! Он, видимо поставил себе в задачу, чтоб в квартире не осталось никаких пальцевых отпечатков, кроме его собственных! Никаких! А чтобы окончательно загнать наших экспертов в тупик, он ещё передвинул всю мебель в квартире, а также вывалил из шкафов всю одежду и постельное бельё! А затем вытащил всё это в коридор и уляпал всё вокруг своей кровью. А больше — ничего особенного. Только и всего!
— А что думает по поводу убийства следователь? — осторожно спросила Амина. — Он тоже не считает Федю убийцей?
— Женька-то? — хмыкнул Попович. — Конечно, не считает. Что он — совсем без глаз, что ли?
— Тогда, — стесняясь, начала Амина, — может быть, стоит его отпустить? Или это запрещено?
— А вот это уж дудки! — радостно объявил Семён. — Я, может, и отпустил бы его исключительно ради вас. Но больно уж остальной народ зол на вашего Сивцова. Он даже Женю, следователя нашего, сумел достать. Уж на что, казалось бы, спокойный человек, а и то мне признался: хочется ему Фёдора Юрьевича избить временами. А ведь решение об избрании меры пресечения следователь принимает. Так что, Амина, — он развёл руками, — рад бы, но не могу. Не я решаю такие вопросы.
Амина неожиданно заплакала. Она молча смотрела куда-то в сторону, а слёзы тихо, но неудержимо катились из её красивых глаз. Поповичу стало не по себе — больше всего на свете он не любил женских слёз. Особенно, когда плакали такие симпатичные женщины. Особенно, когда они плакали по такому дураку мужу.
— Да не расстраивайтесь вы, Амина, — пробормотал он, смешавшись. — Ну что вы, в самом деле? Ему это только на пользу пойдёт, честное слово! Посидит несколько дней, ума наберётся, подумает над своим поведением — сразу шёлковым станет, вот увидите! Да что ж вы всё плачете-то?
— Извините меня, Семён, — прошептала Амина, аккуратно промокая глаза крохотным платочком. — Извините…
— Ох ты, боже ж ты мой, — тяжело вздохнул капитан. — Ну неужели он вам так уж нужен, ваш Фёдор? Отдохнули бы вы лучше от него. С недельку…
— Дочка спрашивает, — негромко сказала Амина. — Где папа, да где папа. А что я ей скажу? Да ещё не сегодня-завтра по двору слухи пойдут, соседки уж постараются, а там и доброжелатели найдутся — шепнут девочке, что папа в тюрьме, а что я смогу ей ответить? Единственный способ — это предъявить папу.
— Ладно, Амина, — крякнул Попович, подумав. — Исключительно ради вашей красоты.
Он поднял трубку телефона и набрал номер.
— Алло! Жень, ты? Привет, Попович беспокоит. Зайти сможешь ко мне? Да так, обсудить кое-что. Только пришёл? Да нет, не спеши тогда. Оʼкей, давай через пятнадцать. Договорились, — капитан положил трубку на место и посмотрел на Амину.
— Значит так, Амина, — сказал он серьёзно. — Следователь, который сейчас придёт сюда, — мой друг. Его зовут Евгений Модестович, можно просто Евгений. Я думаю, что мне удастся уговорить его выпустить вашего лоботряса под подписку о невыезде, только вы мне должны немножко помочь. У вас есть с собой деньги?
Амина торопливо закивала и полезла в сумочку.
— Да что ж вы, в самом деле, — разозлившись, остановил её движение Семён. — Дослушайте сначала!
Амина отложила сумочку и с такой надеждой посмотрела на Поповича, что ему стало неловко.
— Женька у нас большой любитель коньяка, — начал объяснять задание капитан. — Так что сходите пока в магазин и купите ему бутылочку чего-нибудь поприличнее. А я, пока вы ходите, начну его аккуратно подталкивать на нужную нам лыжню. Когда вы вернётесь — тут-то мы его втроём и захомутаем.
— А почему втроём? — удивилась Амина. — Будет кто-то ещё?
— А как же? — радостно воззрился на неё Семён. — Вы, я и коньяк! Женьке ни за что не устоять, — и он так задорно подмигнул Амине, что та не выдержала и рассмеялась.
С резко поднимающимся настроением Амина побежала в магазин, а Попович остался дожидаться «великого и ужасного» Евгения Модестовича.
Когда Амина вернулась, следователь уже сидел напротив капитана и о чём-то повествовал, оживлённо жестикулируя. Обернувшись в сторону открывшейся двери, он вскочил, картинно округлил глаза и вскричал:
— Боже мой, Семён! А ещё друг называется! Таких умопомрачительных свидетельниц у меня уводишь! И кто ты после этого? — он помог Амине раздеться и провёл её до стула. Она села, чувствуя себя непривычно под двумя красноречивыми взглядами.
— А ты бы, Женечка, попробовал хоть раз на работу пораньше прийти, — поддел его Попович. — Глядишь, и тебе повезло бы. Знакомьтесь, Амина, это Евгений — самая светлая голова во всём управлении. Знакомьтесь, Евгений, это Амина — самая симпатичная женщина из всех, кого я когда-либо встречал утром у дверей своего кабинета. А также, по совместительству и недоразумению, жена известного с недавних пор всему городу субъекта.
— М-да, — протянул Евгений. — Наслышан. И даже навиден, к сожалению… Редкостный экземпляр. Он и дома такой же?
— Да нет, что вы! — вступилась за Фёдора Амина. — Он дома хороший. Дочку очень любит и вообще… Просто он немного нескладный и в истории всё время попадает…
— Да уж, история, ничего не скажешь, — хмыкнул Семён.
Амина тем временем выставила на стол бутылку армянского коньяка и большой набор шоколадных конфет.
— Евгений Модестович, — начала она неуверенно. — Вы бы отпустили Сивцова под подписку, а? Нельзя ему в камере — он там опять чего-нибудь устроит! Пожалуйста…
— Да чего можно в камере устроить? — удивился Евгений Модестович. Затем кивнул на бутылку и перевёл суровый взгляд на Поповича. — А это, я так понимаю, взятка, которую один бессовестный капитан, прикрываясь моим честным именем, обманом выманил у слабой и беззащитной женщины?! — и следователь сурово засопел, театрально раздувая ноздри.
Семён беззаботным и чистым взором смотрел в потолок, а Амина переводила испуганный взгляд с одного на другого. Наконец, Евгений решил сменить гнев на милость. Перестав сопеть так же неожиданно, как и начал, он посмотрел на Амину, подмигнул одним глазом и спросил:
— А лимончик вы, случайно, не купили?
— Нет, — засуетилась Амина, собираясь снова бежать в магазин. — Сейчас!
— Стоп! — властно остановил её следователь. — У меня где-то был. Минуточку.
