К слову сказать, милицию тоже вызвала одна из бабулек.
«Кончают, сердешного. Прям пулями пуляют по окнам, совсем, боюсь, ухайдакают! — радостно сообщила она дежурному по городу и, как бы в оправдание, добавила: — Спать не дают!»
Как выяснилось чуть позже, бдительные соседки Папанова и не думали спать — картину происшедшего удалось восстановить почти поминутно.
Часов в десять вечера в квартире Виктора Васильевича был посетитель или посетители, причём вели они себя довольно шумно, что-то роняли, всё время гремела музыка. Продолжалось это часов примерно до двенадцати ночи, затем стало тихо. До трёх часов никто не тревожил страдающих бессонницей и излишним любопытством престарелых свидетельниц. Но в начале четвёртого в квартире соседа стали твориться странности. Сначала громко хлопнула дверь папановской квартиры. Затем страшный голос долго и монотонно тянул на одной ноте «Я иду! Я иду!», а потом зачем-то переспрашивал: «Вы слышите?» И совсем уж не по себе стало, когда голос так же громко сказал: «Здравствуйте! Я иду!» Все эти голоса звучали под монотонные медленные удары, как будто кто-то шёл, но очень тяжело и медленно.
«Не иначе как Сатана за ним приходил! — крестились свидетельницы. — Время-то самое бесовское!»
Ещё через пару минут Сатана крикнул «Ловите! Я не смотрю!» и всё стихло на довольно продолжительное время. Самое страшное в этой истории, по мнению старух, было то, что антихрист обращался к их соседу исключительно на «Вы», а тот ему и не думал отвечать. Около пяти утра примчались «как оглашенные» «Витькины бандюки».
— Видать, опасались чего, — степенно говорила Евдокия Александровна, одна из главных свидетельниц происшедшего. — А могёт, и точно знали. Потому как примчались, словно чёрт за ними гонится, и ну в дверь евонную названивать. Позвонили они, значить, а им из-за двери кто-то: «Бу-бу-бу!» А один ка-ак жахнет кулачищем по двери, как заорёт благим матом: «Хто там?! Куда Папу дели?!» Это они Витьку промеж собой Папой называли, Папанов он, потому что, — доверительно сообщила Евдокия Александровна оперативникам. — Затем ещё громче заорал, что убили, мол, Папу нашего, но кто-то вроде в квартире есть и надо, чтоб они, значится, через балкон не спрыгнули. «Бежимте, — кричит, — братья, на улицу, ловить негодников будем!» И — бух-бух-бух! — по лестнице сапожищами, будто белый день на улице, а не ночь глубокая! Зоя Анатольевна говорит, что в глазок видала, как они автоматы на бегу доставали! — заговорщицки понизив голос, закончила она.
Другая пожилая свидетельница, Елена Сергеевна, оказалась полезной следствию тем, что её окна выходили как раз на ту сторону дома, где продолжилась ночная драма. Ну и ещё тем, что «по счастливой случайности» тоже не спала.
— Я, знаете ли, очень рано встаю, — жеманно говорила она сыщикам. — Это очень полезно для организма.
Семён подумал, что это действительно довольно рано — вставать в полпятого утра.
— А тут слышу — в подъезде какой-то шум, топот. Да ещё и Евдокия Александровна по телефону позвонила и сказала, что Витьку Папанова вроде убили, а сейчас под мои окна целая шайка побежала. Ну я и не удержалась — взглянула одним глазком…
Одним глазком Елене Сергеевне удалось увидеть больше, чем смогли бы высмотреть в этой серой предутренней мгле пара опытных корабельных вперёдсмотрящих.
— Сначала выбежали четверо, ну, из тех, кто чаще всего к Витьке шлялись. У двоих фонарики были, китайские такие, оранжевые, их ещё в автомобилях возят…
Семён опять подумал насчёт «взглянула одним глазком». «Китайские такие, оранжевые»! Ещё бы цену назвала, для полного комплекта. Воистину, никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь: столько свидетелей в пять утра! И каких! Ещё бы ерунды поменьше болтали…
— …И сразу же давай ими по окнам светить, представляете? Это ночью-то! Потом один как гаркнет: «Вон он, вон он!» и ещё: «Правее свети!» Тут они все вроде как кого-то увидели, головы вверх задрали, засуетились. А этот, горластый, опять орёт «Вон он, ногой машет!», а другой восхищённо так: «Во, — говорит, — артист!» Тут я тоже не удержалась и выглянула вбок — куда они светили, а там, — голос Елены Сергеевны задрожал от немного театрального волнения, — мужик висит на балконе — руками за Витькину лоджию держится, а ногами в воздухе болтает, прямо над сивцовским балконом. Сивцовы — это его соседи снизу, — пояснила она. — В смысле, его — это Витьки, а не мужика…
— Понятно, — устало перебил её Семён. — Мужика этого описать сумеете?
— Какого? — недоумённо захлопала глазами старушка. — Их там много было.
— Который ногами болтал, — терпеливо подтолкнул её к нужной мысли капитан.
— А, артист-то? — беззаботно переспросила свидетельница. — Да ничего особенного вроде, мужик как мужик — в костюме хорошем и в тапочках.
— В та… — Семён поперхнулся. — В чём?!
— Так я ж и говорю — в костюме и тапочках, — она самодовольно улыбнулась. — А когда он одного ихнего убивать стал, они с него и слетели!
«Опа, опа, голуби летели, одному дали по башке — тапочки слетели! — вспомнилась не к делу дурацкая частушка. — Стоп! — сказал сам себе Семён. — Без паники! Давай по порядку».
— Елена Сергеевна, давайте по порядку. Вы говорите, что человек на балконе кого-то убил? У него было оружие? Если можно, с этого места поподробнее, пожалуйста.
— Пожалуйста, пожалуйста! — упрашивать соседку не было необходимости, её так и распирала необычная информация. — Оружия у него никакого не было, да он и не виноват! Эти, что внизу, дружки Витькины, первыми стрелять в него затеяли. Бац! Бац! Я прям оглохла вся! Ну, думаю, всё — в милицию звонить пора, а то порешат тут всех, недоумки! Но сначала решила взглянуть: попали или нет?
«Ну конечно, — подумал Семён отрешённо, — как же не взглянуть!»
Свидетельница молчала, выдерживая МХАТовскую паузу, и смотрела на капитана умоляющими глазами: «Ну же, ну, спросите меня!»
— Ну и как? Попали? — устало спросил Семён, прекрасно зная ответ.
— Нет! — торжественно провозгласила Елена Сергеевна. — Не попали! И тогда он, ну этот, висящий, извернулся и ловко так — раз! — ногой по сосульке!
Старушка так неожиданно крикнула «Раз!» и пнула в воздухе ногой воображаемую сосульку, что капитан Попович вздрогнул и чуть было не дёрнулся за табельным оружием.
«Тьфу ты, дура старая! — подумал он в сердцах. — Встала в четыре, бодрая, весёлая, ещё и ногами дрыгает, блин!»
— И что? — спросил он, стараясь быть как можно вежливей.
— Сосулька — бац! — и пополам! — свидетельница раскраснелась, ей явно нравилось вспоминать произошедшее. — И обе половинки — вниз! А этот внизу, видимо задумался, а тут ему — раз! — и по голове!
— А с чего вы взяли, что он убит? — разозлился Семён.
— Как с чего? — удивилась Елена Сергеевна. — Тот бандюк, что рядом с убитым был, так и сказал: повалили, мол, нашего Калгана! Полбашки, кричит, снесли незнамо чем! Да только я-то видела чем — сосулькой! — и она, страшно гордая собой, замолчала.
