Занимаясь самоуспокоением, я опускаюсь в кресло и прикрываю веки, но моя мучительница пристраивается в ногах, ее проворная рука сально ползет по моей брючине прямо к пряжке ремня. Греховная сторона души жирным мазком перечеркивает во мне остатки морали. Огонь вожделения пожирает мою плоть и кровь. Раб собственных страстей от своей природы не убежит.
Да здравствует Госпожа Похоть! Извольте смиренно заголяться, дамы и господа, ибо против сжигаемой изнутри грязной похоти нет лекарств!
− Ты уже такой тве'рдый, − елейным голоском мурлычет Белинда, сжимая в ладони мой покорно пробудившийся член.
− Так займись делом, − резко скидываю я ее руку. − Ртом. Используй свой болтливый рот.
− Я все сделаю, как ты любишь, только не то'ропи меня, − блудливо ластится она передо мной и так и сяк. − Позволь 'расслабить тебя п'релюдией?
− Какая еще на х** прелюдия?! − раздраженно закатываю я глаза. − Завязывай с наркотой, не то растеряешь последние мозги.
У барной стойки топчется притихший «заказ».
− В чем дело, дамы? Я плачу вам бешеные деньги не для того, чтобы вы ломались, как рабыни на невольничьем рынке. Раздевайтесь и ласкайте друг друга. Вперед.
С полуприкрытыми глазами я расслаблено откидываю голову на спинку кресла, освобождаясь от всех терзающих мою зачерствевшую душу мыслей. Из-под опущенных ресниц я неотрывно наблюдаю за тем, как смело трогают друг друга отборные девочки из эскорта. Горячо − другое дело… Рефлекторно беря за волосы ублажающую меня Белинду, я склоняю ее ниже к своим бедрам. Она старается изо всех сил, со знанием дела обрабатывает мой член. Болтливый рот молчит − то, что надо… Я перехожу к иррумации и сам направляю ее голову, как мне больше нравится. Отвратно, что должного результата разрядка так и не приносит. Напряжение в теле не перестает давить на ребра. Будь проклята беспозвоночная гнида, что завелась во мне и сосет и сосет из меня кровь, изъедая все мое нутро! Воистину придет тот день и тот час, когда я слечу с катушек!
Паршивое настроение мне окончательно портит Белинда − она лезет с лаской к моему рубцу на скуле. По лицу у меня прокатывается такая волна отвращения, что я резко отстраняю ее от себя и пресекаю неуместную ласку стальным хватом за запястье:
− Какого черта ты творишь?!
Извивающиеся вокруг шеста близняшки сбавляют обороты, но Белинда заискивающе улыбается им − мол, небольшая семейная размолвка.
Играть на публику я не настроен, в моем прищуре возгорается опасное огненное свечение:
− Не смей дотрагиваться до моего лица!
− Но я только…
− Ш-ш! − велю я ей замолкнуть, продолжая сжимать ее белеющее на глазах запястье. − Ты забылась. Я не терплю диалоги и пререкания. Ясно тебе?
− Ясно, − исправляется Белинда с ложной эмансипированной стойкостью, на ее щеках появляются пятна скрытой агрессии.
Я выпрямляюсь во весь рост и закладываю руки в карманы брюк. Размеренность жестов, что неизменно мне сопутствует, непреднамеренно усиливает заложенную в мои поступки подачу: придает мне как благородства, так и налет самой настоящей бесчеловечности. Смотря на Белинду сверху вниз, поскольку она все еще стоит на коленях, я прицениваюсь к ее возможным действиям. Следующий промах обернется для нее полнейшим крахом. Любые мои забавы, какими бы безобидными они ни казались вначале, длятся до поры до времени. В итоге дело принимает крутой оборот: начали за здравие, кончили за упокой. «Зверь» − за глаза окрестили меня в Ордене, но Белинда прекрасно знает, что наречение «Зверь» отражает лишь одну микрогранулу сути того, с кем она подписала контракт.
− У нас гости, − вмешивается в мои мысли таинственное сообщение Влада. − Зацени, Гавриил, кто пожаловал на бал.
«Разорви меня черти, кареглазый запретный плод!» − с треском свалившаяся на мою голову порция сложностей вызывает у меня краткий приступ немоты. Ева… девочка моя, зачем ты здесь? Воистину не хватало, чтобы апофеозом моего личного ада стал показной пафос Никиты. С Евой нам не суждено быть вместе, точно так же, как не суждено быть вместе непорочному ангелу со жгучими карими глазами, живущему на небесах, с падшим ангелом, обитающим в проклятом раю.
В прошлый раз я совершил самое настоящее святотатство, затеяв крайней степени сомнительную мистерию на столе, которая в конечном итоге чуть не подвела меня под монастырь. До сих пор я затрудняюсь ответить, что за демоны вселились в мою голову, коль скоро я дошел до того, что распял Еву прямо на обеденном столе. Балансируя на грани добра и зла, я всерьез намеревался провести с ней воспитательную иррумацию, которая, надо прямо сказать, кардинально отличается от кормления из ложки. Мой рассудок окончательно помутился, когда я, словно сорвавшийся с цепи одичалый зверь, накинулся на беззащитное робкое создание и грубо изнасиловал ее невинный рот своим грешным языком. Другой вопрос, Ева беспрекословно подчинялась. Мне думается, она не меньше моего хотела, чтобы я полноправно владел ею. «Владеть Евой» − в контексте настоящего времени словосочетание звучит гораздо лучше.
«Что за ересь у тебя в голове, Гробовой?» − гневаюсь я на себя, ощущая воскрешение сексуального голода. Брюки у меня в промежности уже натянулись до предела, грозятся лопнуть по швам вслед за цепями мечущегося по клетке подкожного цербера. Как специально, бегунок на молнии безжалостно врезается в уздечку моего раздувшегося тяжелого члена. Грязная похоть злит и дразнит сочным куском мяса истекающего голодной слюной исчадия ада. Простреливающие все мое тело импульсы отдаются аж в голове, прямо как какая-нибудь ноющая зубная боль.
«Разрази меня гром, рассудок близок к краю!» − до боли скрежетнув зубами, я топлю стопкой водки стучащие в голове вереницы отягчающих грязных мыслей, где я бессовестно вкушаю кареглазый запретный плод. Воистину горбатого могила исправит. Необузданное либидо и так доставило своему покорному слуге массу проблем. Растление сестры Никиты увенчается тем, что нагроможденная проблемами жизнь полетит ко всем чертям.
К черту, история с Лизой Андерсен ни в коем веке не повторится. Безвинная жертва больше не захлебнется собственной кровью в кровавой мясорубке. Адская машина не пощадит никого. Слепоглухонемой комбайн дробит кости богачам и нищим. Кровавый шлейф тянется по дорогам городов и стран. Безродная кровь кровавыми слезами умывает стонущую землю. Всюду одно сплошное кровавое месиво.
Воистину такими темпами прислужники Тьмы заколотят последний гвоздь в гроб моего тонущего в крови рассудка.
Клуб братьев Крестовичей. Настоящее время
В приглушенном красном свете золоченых люстр я вижу Гавриила Германовича. С величием короля на троне он восседает на черном стеганом кресле из лака у забитого яствами стола. По беспокойным глазам я определяю, что его душевное состояние близко к критической отметке. На приличном расстоянии от него пируют и просматривают биржевые сводки бородатые братья Крестовичи. Еще дальше, около подиума с пилоном, томно зовет на оргию видная кованая кровать с помятыми простынями.
