О попытке отравления Кэт позже говорила: «Ой, дура была. Ну, натуральная дура!» Она не понимала суеты вокруг неё: обязательные посещения детского психологического центра на Благодатной улице, еженедельные звонки отцу от какой-то тётки из попечительского совета. Зачем? Катя ведь не самоубийца, нет, она и о смерти-то не думала, а таблетки съела, потому что… потому что… Да она и сама не знает, почему.
Павел Петрович больше никогда не упоминал о милой коллеге Люсеньке. Да и самой Люсеньки в его жизни тоже больше не было.
Катя не часто размышляла о произошедшем. Отца она любила, но о том, может ли он когда-либо стать счастливым с другой женщиной, не задумывалась. Ему мало матери? Он хочет новой боли? Разве не обязаны близкие уберечь от неизбежной беды? Нет-нет, это вовсе не подростковый эгоизм, это элементарный инстинкт — сохранить семью!
И вот наступил злосчастный декабрь, когда Кэт объявила о том, что на каникулах останется дома. Бабушка предприняла попытку уговорить её, ссылаясь на красоту рождественской Риги. Отец же, в подобных случаях обычно вяло соглашавшийся с бабушкиными доводами, на этот раз чуть ли не ежедневно атаковал Катины мозги, выдавливая из неё согласие на поездку.
«Спихнуть меня пытается», — постоянно думала Кэт, и от этих тягучих мыслей её знобило.
Каникулы прошли скучно и незаметно. Павел Петрович ходил понурый, почти не разговаривал, а на все вопросы у него находилась лишь одна отговорка: «Устал на работе».
Кэт валялась с книжками на диване, смотрела фильмы, гулять почти не выходила и даже по телефону с подругами не трещала.
После Нового года школьная суета целиком поглотила её, и только спустя два месяца Кэт вновь заметила некую странность в поведении отца. В первую очередь, он неожиданно полюбил вечерами выгуливать Бубу, их бело-рыжего английского бульдога, выклянченного Катей год назад. Прогулки были ежедневной Катиной обязанностью, ведь это её собака, да и купили пса только после клятвенных заверений, что выгул будет полностью на ней. А тут вдруг:
— Доча, повторяй лучше уроки, чего тебе в слякоть выходить? И поздно уже, что ж я, плохой отец — дитя на улицу гнать! Да и на воздухе мне следует бывать чаще, врач рекомендует.
Катя сначала обрадовалась такой инициативе, потом призадумалась.
— Пап, хочешь, вместе сходим?
— Ничего-ничего, я справлюсь. Вон и мокрый снег пошёл. Сиди дома, в тепле, а мы с Бубой быстренько.
«Быстренько» оборачивалось сорокаминутной прогулкой. И отец, и собака возвращались бодрые, оба в прекрасном настроении, пёс оттого, что дали набегаться всласть, Павел Петрович по какой-то другой, настораживающей Катю причине.
Во время одной из таких отлучек «по собачьим делам» чутьё толкнуло Кэт набрать номер отцовского мобильника. Было занято. И через пять минут, и через десять. Когда Павел Петрович вернулся, дочь, принимая у него в прихожей поводок, как бы мимоходом обронила, мол, хотела попросить купить в ларьке сок, но до тебя дозвониться нереально, как в Кремль. Павел Петрович отшутился, что замучил дядя Коля с дачи по поводу продажи гаража, звонит каждый день, спасу нет.
Всю следующую неделю, уходя с собакой, отец заранее интересовался, не нужно ли дочке что-нибудь купить по пути.
Из окна их квартиры был виден лишь угол собачьей площадки, но Кэт намерено вышла на лестничную клетку, где обзор шире, и увидела отца, вышагивающего с трубкой у уха.
Дабы подтвердить свои тревожные догадки, Кэт сделала то, что обычно входит в примитивный набор поступков ревнивых жён: когда Павел Петрович отправился в душ, схватила его телефон и принялась лихорадочно в нём копаться. Ей было стыдно, но поделать с собой она ничего не могла, лишь оправдывалась: «Он же мой папа, у нас никогда не было секретов друг от друга».
Предчувствия оправдались. Как она и предполагала, никакого дяди Коли с гаражом в «исходящих» и «входящих» вызовах и в помине не числилось. Зато были многочисленные разговоры с абонентами «Маша мобильный» и «Маша рабочий». В отличие от гулящего мужа, незадачливому Павлу Петровичу и в голову не приходило шифровать номер подруги под другим именем.
Катя заперлась в комнате и принялась отчаянно соображать, что делать с добытой информацией. Отец виделся ей предателем, разрушителем всего того, что было выстроено между ними. Она ощущала себя маленькой, брошенной всеми девочкой, никому не нужной, забытой. Ненависть к незнакомой Маше, воровке, крадущей у неё отца, гнездилась глубоко, по ощущениям, где-то в районе диафрагмы, ныла, скребла куриной лапкой нутро, впрыскивала в организм едкий яд. Катя пыталась не заплакать — не получилось. Ночь она провела без сна, закутавшись с головой в одеяло и баюкая своё горе.
Кэт ещё раз залезла в телефон отца и переписала оба Машиных номера. Долго ходила по комнате с мобильником в руке, глядела на экран, словно ждала чего-то. Сердце тяжело ухало по центру грудной клетки — как раз там, где оно украшало анатомический манекен, живущий в кабинете биологии. Пересыхало горло, не помогала даже кола. В пластиковую бутылку она добавила немного отцовского рома. Так иногда делали подруги — «вместо успокоительного». Но спокойствие не приходило. Катя отхлёбывала из горлышка большими глотками, ёжилась в двух шерстяных свитерах, борясь с ознобом, и всё теребила телефон. Наконец, она решилась и непослушными пальцами набрала «Маша мобильный». Три гулких удара сердца, и… «Абонент временно недоступен». Кэт взглянула на часы: было около восьми вечера. Поздновато для работы, но всё же стоит попробовать…
Сделав последний глоток из бутылки, она набрала «Маша рабочий». Всего лишь один долгий гудок, и трубка заворковала:
— Компания «Диалог Плюс», оператор Мария. Чем я могу вам помочь?
Катя быстро нажала на «отбой». Чем она может помочь?!
Неожиданно стало жарко, Кэт швырнула в стену пустую бутылку, вновь набрала «оператора Марию» и заорала в трубку:
— Сука! Мерзавка! Оставь моего отца в покое! Да я тебе!.. Да я тебе!..
Она совсем не представляла, что сделает с этой Марией. Но непременно сделает! Это уж не сомневайтесь!
Дверь её комнаты открылась, и на пороге появился взволнованный Павел Петрович:
— Дочка, ты чего кричишь?
— Ничего, пап, — Катя подбежала и обняла отца, стараясь дышать в сторону, чтобы он не учуял запаха рома. — Я очень тебя люблю. Очень.
* * *
Кэт провалялась дома с высокой температурой несколько дней, ревностно отсчитывая минуты, остававшиеся до прихода отца с работы, и, если он задерживался хотя бы на четверть часа, принималась ему названивать. Врачи назначили антибиотики, однако она не приняла ни одной таблетки — у неё была своя версия причин собственного недомогания. На четвёртый день температура спала, насморк и все подобающие простудные атрибуты так и не проявились, и Кэт, улучив момент, когда ни отца, ни бабушки дома не было, накинула куртку и побежала к школе. Оставшись во дворе, она спряталась за большое дерево. Закончился последний урок, и ребята начали выходить из дверей, на ходу застёгивая пуховики и пальто. Вот и Марьянка. Болтает с двумя дурочками из параллельного класса. Кэт плотнее прижалась к стволу. Ещё пару недель назад она бы непременно подошла к подруге, но сейчас… сейчас другое время. Кэт остро ощущала потребность в разговоре с Рымником. Дождавшись, когда он спустится с крыльца, она шагнула навстречу.
