— Ладно, Константин, закончим официальную часть. На вопрос о стакане можете не отвечать.
Она встала из-за стола и подошла к Костику. Ему стало немного не по себе.
— Вы счастливы?
Ох, как он не любил такие вопросы! Особенно от посторонних дамочек. Ольга Олеговна продолжала смотреть на него так, как будто хотела просверлить дырку. Песенка была когда-то такая про ёжика: «шёл и насвистывал дырочкой в правом боку». Вот и Костик выйдет после беседы в коридор, насвистывая дырочкой, просверлённой живодёркой.
— Счастлив? Ну, я не знаю…
— Ваши одноклассники считают вас счастливым человеком.
— Это ещё почему? — искренне удивился Костик.
— Вы видели Главного джибоба.
Она произнесла это легко, даже не подглядывая в тетрадку, а Костик ведь мог поклясться — ещё полтора часа назад она и слова-то такого не знала.
— Джибоба? — он сузил глаза. — А кто это?
Сверлящий взгляд сквозь очки, точно пуля — через череп, навылет.
— Не притворяйтесь, Константин. Мы оба устали. Давайте закончим разговор, раз уже подошли к сути. Я провела много бесед сегодня. Ваши одноклассники считают вас во-первых, счастливым — а я как раз исследую подростковое счастье, — во вторых…
Она говорила мудрёно, но гладко. Значит, он всё-таки подопытная мышь! Какой это, интересно, козёл или козлица заявили, что Костик и есть образец счастья?
— И в-четвёртых… вас очень уважают сверстники.
Это было приятной новостью. Он было задумался, но психологиня снова зыркнула на него, и у Костика заиндевело на душе.
— Ольга Олеговна, счастье — понятие сугубо индивидуальное.
Она улыбнулась.
— Конечно, это всё субкультура… джибобы…
— А вы что-нибудь знаете о джибобах? — стараясь придать голосу равнодушные нотки, спросил Костик.
Ему показалось, что она засмеялась. Не открывая рта. Лицо как-то исказилось, глазки, и без того маленькие от диоптрий, сложились в щёлочки, точно у китайца.
— О джибобах? Ну конечно, знаю! И получше всех ваших сверстников!
— Откуда же?
— Тоже мне, тайное общество! — Ольга Олеговна снова села за стол. — Не забывайте, молодой человек, я профессионал и в молодежных движениях разбираюсь.
— Но… — оторопел Костик, — оно… движение… очень-очень новое…
— И никакое не новое, давно уже существует. Кто-то из моих коллег даже диссертацию защитил.
— Диссертацию? По джибобству?
— Вас это удивляет, потому что вы молоды. А все темы, связанные с субкультурами и их возникновением, давно изучены.
Костик смотрел на неё и еле сдерживался, чтобы не выкрикнуть прямо в лицо учёной даме: «Но ведь это я придумал я, я, я!»
— Извините, — он сжимал и разжимал пальцы, что всегда помогало ему сосредоточиться. — Я в этом… м-м-м… движении… недавно. А можно спросить вас, как знатока…
Она умело отвечала на вопросы, обходя самую суть. Упомянула бандану, даже симпатию к лосям, ловко ввернула непонятную Костику теорию цикличности, центростремительной силы и Главного джибоба, коснулась сублимации свободы и постулата «делаю, что хочу». Костик пытался запомнить каждое слово, чтобы потом рассказать маме. Мама — тоже психолог, она поможет разобраться. Но, как он ни старался, большая часть услышанного метеором пронеслась из одного уха в другое, так и не осев в мозгах. Закончила Ольга Олеговна свою речь неожиданно, на полуслове и, снова театрально помолчав, добавила:
— Я-то как раз очень хорошо понимаю, почему половина вашего класса отказалась от Спартакиады в Финляндии. И параллельный класс тоже поддержал.
Вот это был удар! Костик не только ушам своим не поверил, он вообще начал сомневаться в том, что всё происходит с ним наяву.
— Ольга Олеговна, простите за тупость. А почему ребята отказались?
— Лукавите, молодой человек. Вы отлично знаете. Разве не вы первый и отказались? Я прекрасно осведомлена, что вы как раз и есть, с позволения сказать, своего рода староста джибобов. Староста — не совсем удачное определение, но это чтобы вам понятно было. Скрытый лидер. Бунтарь. Школьники хотят быть похожими именно на вас. Вы очень хорошо всё продумали.
Костик наблюдал, как пляшут отсветы лампы в её больших очках. Психологиня напоминала ему какого-то персонажа, он силился вспомнить, кого именно, но так и не смог. Сегодня был обычный день, ничего странного в поведении одноклассников он не заметил. Нэш с Савёхой подрались немного, Потехин не к месту умничал на литературе, Хомяк прогулял алгебру, чем сильно расстроил Юльхен, Бебела носилась со списками на Спартакиаду. Стоп! Списки! Костик краем глаза видел эти листки — все исчирканные с многочисленными пометками. Подумал ещё тогда: опять решают, кто достоин, кто нет.
— Есть ещё ко мне вопросы? — напряжённо спросил он.
Психологиня поправила своё «воронье гнездо».
— Никаких. Вы свободны.
«Я и так знаю, что свободен», — подумал Костик и вышел в коридор.
На уроке биологии, оглядывая своих «бандерлогов», он ещё раз отметил, что никакого особого пиетета к нему как к лидеру, о чём вещала учёная дама, не было. Всё вроде по-прежнему, и всё не так. Как будто в калейдоскопе сменилось одно маленькое стёклышко, и картинка «поплыла». Или он ещё спит тягучим ватным сном? Одноклассники-мутанты… Сидят, царапают ручками в тетрадях. Джибобы? Отказались от Спартакиады? Наврала, небось, психологиня. За реакцией хотела понаблюдать. Правильно Кэт говорит: опыты на детях.
Перед уроком физкультуры он не выдержал и спросил напрямую:
— Пацаны, вы что, правда от Финки отказались?
Ответом ему было многозначительное молчание.
Потом Потехин сказал:
— Ну, не все, конечно. Лохи поедут.
Что, что произошло, пока его не было? Мир перевернулся? Спартакиада, на которую ещё две недели назад хотели отправиться все без исключения! Костик оглядел раздевалку: мало сегодня народу — прогуливают или выцарапали освобождение у врача. Кабана снова нет.
Перед построением в зале Костик шепнул Потехину:
— Пашка, а чего не едут-то?
— Придуриваешься? — удивился Потехин.
— Нет, правда!
Гарри Поттер почесал взъерошенную макушку и, покосившись на отвернувшегося физрука, сказал:
— Ну, мы это… Тоже джибобы. Джибобы не соревнуются. Сам же говорил.
— Джибобы делают, что хотят, — возразил Костик.
— Не совсем. Джибобы ещё себя испытывают. Искушением.
Костик повернулся к Потехину всем корпусом.
— Да ты-то, ты-то откуда это взял?
Пашка почесался ухом о худое плечо и равнодушно ответил:
