Она хлопнула крышкой багажника, выдернула ключ и, едва выпрямилась, получила хлесткий и сильный удар ладонью по губам.
Голова мотнулась влево и встретила новую оплеуху. Джин-Луиза пошатнулась и ухватилась за машину. Вокруг лица доктора Финча замерцали крохотные огоньки.
– Я, – пояснил он, – пытаюсь привлечь твое внимание.
Она пальцами надавила на веки, виски, скулы. Изо всех сил постаралась не поддаться нахлынувшей дурноте, унять головокружение, побороть рвотный спазм. Почувствовала во рту солоноватый вкус крови и вслепую сплюнула. Постепенно смолк звон в ушах, затих гулкий колокол, гудевший в голове.
– Открой глаза, Джин-Луиза.
Она несколько раз моргнула, и размытый абрис дядюшкиного лица обрел четкость. Рукоять трости покоилась на сгибе локтя, жилет остался незапятнан, в петлице алел розовый бутон.
Доктор Финч протягивал ей носовой платок. Она взяла и вытерла губы в полнейшем изнеможении.
– Истощила душевные силы?
Она кивнула:
– Сражаться с ними больше не могу.
Доктор Финч взял ее под руку:
– И перейти на их сторону тоже не можешь?
Она чувствовала, что губы распухают, и говорила с трудом:
– Ты меня чуть в нокаут не отправил.
Дядюшка молча повел ее к дому, потом по коридору в ванную. Там посадил на край ванны, сам отошел к шкафчику с аптечкой, открыл. Надел очки, откинул голову и снял с верхней полки склянку. Оторвал клок ваты и повернулся.
– Подставляй рожу. – Пропитав вату этой жидкостью, он оттянул ей вверх губу, рассаженную о зубы, зверски оскалился и стал промокать. – Не дай Бог, нагноится… Сандра!
Из кухни появилась тетушка.
– В чем дело, Джек? Джин-Луиза, я полагала, ты уже…
– Это все неважно. Скажи лучше, найдется в этом доме хоть самое завалящее спиртное?
– Джек, не говори глупостей.
– Да ладно тебе. Наверняка должно быть – я знаю, ты добавляешь его в коржи. Ради бога, сестра, дай виски! А ты, Джин-Луиза, иди в гостиную.
Все еще оглушенная, она повиновалась. Пришел дядюшка – в одной руке стакан с виски на три пальца, в другой – стакан воды.
– Выпьешь залпом – получишь десять центов.
Джин-Луиза выпила и поперхнулась.
– Дурочка, дыхание задержи. Теперь запей.
Она схватила стакан и принялась торопливо глотать воду. Закрыв глаза, почувствовала, как разливается внутри теплая волна, а когда открыла, увидела дядюшку – он сидел на диване и взирал на нее безмятежно и кротко. Потом спросил:
– Как себя чувствуешь?
– Жарко мне.
– Это алкоголь. А в голове что?
– Милорд, сплошной пробел
[65]
, – пролепетала она.
– Обойдемся без классиков, скверная девчонка! Как себя чувствуешь, я спрашиваю?
Она сморщилась, зажмурилась и языком болезненно потыкала в губу.
– Иначе. Сижу здесь, а как будто – в моей квартире в Нью-Йорке. Сама не знаю… мне как-то не по себе.
Доктор Финч поднялся с дивана, сначала сунул руки в карманы, потом вытащил и заложил за спину.
– Хар-рашо, полагаю, теперь мне самое время выпить по такому поводу. Сегодня я впервые в жизни ударил женщину. Пойду, наверное, стукну твою тетушку – посмотрю, что будет. А ты побудь пока тут и сиди тихо.
Джин-Луиза сидела тихо, но захихикала, услышав, как в кухне доктор Финч препирается с тетушкой:
– Да, Сандра, ты не ослышалась, я собираюсь выпить. Мне остро нужно выпить. Я не каждый день бью женщин, а, поверь мне, с непривычки это нелегко… Да все у нее в порядке… Нет, но я и вправду не улавливаю разницы меж виски в стакане и в кексах… Что? В ад? Да мы все там будем, кто раньше, кто позже… Ну не занудствуй ты, Сандра, я ведь еще в канаве не валяюсь… А сама не желаешь?
Ей казалось – время остановилось, а сама она оказалась в довольно уютном безвоздушном пространстве. В нем не было земли и не было живых существ, зато эта безразличная среда была проникнута каким-то смутным дружелюбием. Да я пьянею, подумала она.
Прискакал в гостиную дядюшка, посасывая из высокого стакана виски с водой и льдом.
– Смотри, что я спроворил у Сандры! Плакали теперь ее кексы.
Джин-Луиза решила взять быка за рога:
– Дядя Джек, мне почему-то кажется – ты в курсе того, что случилось днем.
– Разумеется, в курсе. Знаю каждое слово, сказанное тобой Аттикусу, а на Генри ты орала так, что мне дома было слышно.
Вот же старый мерзавец, подумала она, он следил за мной в городе.
– Ты подслушивал?
– Да нет, конечно. Ты в состоянии сейчас это обсуждать?
Обсуждать?
– Да, наверное. Если ты будешь говорить прямо и по делу. Епископа Коленсо я сейчас не вынесу.
Доктор Финч, уютно устроившись на диване, чуть подался к ней.
– Я буду говорить без обиняков, деточка. И знаешь, почему? Потому что теперь могу.
– Что? Потому что можешь?
– Да. Могу. Вспомни, Джин-Луиза, что было вчера, вспомни кофейную церемонию утром, вспомни сегодняшний день…
– Откуда ты знаешь, что было утром?
– Ты разве не слышала о таком изобретении как телефон? Сандра с готовностью ответила на несколько резонных вопросов. Ты оповестила о своих воззрениях всю округу. И днем я пытался окольными путями помочь тебе, объяснить тебе… немного смягчить…
– Что смягчить, дядя Джек?
– Соприкосновение с реальным миром.
Он опять пососал виски, и Джин-Луиза увидела, как сверкнули его острые карие глаза. Вот это постоянно упускаешь из виду, подумала она. Он так умело сбивает тебя с толку, что ты не замечаешь, как пристально он за тобой наблюдает. Да, он не вполне нормальный, конечно, но хитер как лис… и знает больше, чем все лисы вместе взятые… Боже, я, кажется, совсем пьяная…
– Вглядись, – говорил меж тем доктор Финч. – Ну что? Все как было?
Она вгляделась. Да, все как было. Каждое слово. Но что-то изменилось. Она поразмыслила.
– Дядя Джек, – наконец сказала она, – все осталось. Это случилось. Это произошло. Но, понимаешь, почему-то теперь это не так невыносимо. Это… это можно пережить.
Она говорила правду. Она не перенеслась в прошлое, которое все сглаживает и всё со всем примиряет. Нет, сегодня по-прежнему сегодня, и она изумленно глядела на дядюшку.
– Слава Богу, – тихо сказал тот. – А знаешь, моя дорогая, почему можно пережить?
